Книга Тайна, не скрытая никем, страница 19 – Элис Манро

Торт они собирались испечь дома, а потом отвезти его в лавку, чтобы его украсила кондитерша, у которой был диплом по украшению выпечки, полученный в каком-то заведении в Чикаго. Она покроет торт белыми розами, кружевными рюшечками, сердечками, гирляндами, серебряными листьями и крохотными серебряными сахарными шариками, о которые можно сломать зуб. А пока нужно было замесить тесто и испечь торт, и тут пригодились сильные руки Дорри. Она ворочала неподатливую смесь – одни сплошные цукаты да черный и желтый изюм и лишь чуть-чуть мучной болтушки с имбирем, чтобы все это склеить вместе. Прижав к животу огромную миску и взявшись за веселку, Дорри испустила счастливый вздох – первый за долгое время.

Мюриель решила, что нужна подружка невесты. Замужняя подруга невесты. Она бы сама выступила в этой роли, но ей предстояло играть на органе. «О Совершенная Любовь». И марш Мендельсона.

Значит, подругой невесты будет Миллисент. Мюриель вынудила у нее согласие. Мюриель принесла собственное вечернее платье – длинное, небесной синевы – и вспорола его в поясе – какой уверенной и лихой швеей она стала! Она предложила сделать кружевную вставку на талии – тоже синюю, но потемнее – и жилет из такого же кружева. Платье станет как новенькое, и ты в нем будешь как картинка, сказала она.

Впервые примерив платье, Миллисент засмеялась и сказала: «Мне в нем только ворон пугать!» Но на самом деле была довольна. Они с Портером вообще не играли свадьбу, лишь наскоро обвенчались в доме викария, решив потратить сэкономленные деньги на мебель.

– Наверно, мне нужна еще какая-нибудь штуковина, – сказала она. – На голову.

– А ей-то фата! – закричала Мюриель. – Дорри-то! Мы с тобой совсем застряли на этих платьях и напрочь забыли про фату!

Тут Дорри вдруг подала голос. Она заявила, что никакую фату не наденет. Она не потерпит, чтобы ее заматывали какой-то тряпкой, – а то у нее будет такое чувство, как будто ее всю облепили паутиной. При слове «паутина» Миллисент и Мюриель дернулись, так как по городу ходили шутки о паутине в кое-каких местах.

– Она права, – сказала Мюриель. – Фата – это слишком.

Они стали думать, чем заменить фату. Венком из цветов? Нет, это тоже слишком. Красивой широкополой шляпой? Да, можно взять старую летнюю шляпу и обтянуть белым атласом. А другую – темно-синим кружевом.

– Теперь меню, – робко сказала Миллисент. – Суп-крем куриный в корзиночках из теста, пресное печенье, желе в формочках, тот салат из яблок с грецкими орехами, бело-розовое мороженое и торт…

При слове «торт» Мюриель спросила:

– Дорри, у него, случайно, нету сабли?

– У кого? – не поняла Дорри.

– У твоего жениха, Уилки. У него, случайно, нету сабли?

– С какой стати у него вдруг будет сабля? – удивилась Миллисент.

– Ну я просто подумала – вдруг есть, – объяснила Мюриель.

– Не могу тебя просветить на этот счет, – ответила Дорри.

Тут настал момент, когда все замолчали, стараясь представить себе жениха. Его нужно было допустить в комнату и расположить посреди всего этого. Шляпок, обтянутых материей. Супа в печеных корзиночках. Серебряных листьев. Всех обуяли непреодолимые сомнения. Во всяком случае, Миллисент и Мюриель обуяли сомнения. Женщины едва смели глядеть друг на друга.

– Я просто подумала, ну раз он англичанин, или кто он там, – сказала Мюриель.

– Главное, чтобы человек был хороший, – сказала Миллисент.

Свадьбу назначили на вторую субботу мая. Мистер Спирс должен был приехать в среду и поселиться у священника. Перед этим, в воскресенье, Дорри собиралась на ужин к Миллисент и Портеру. Мюриель тоже пригласили. Дорри не явилась, и начали без нее.

Посреди ужина Миллисент вдруг встала из-за стола:

– Я иду к ней. Очень надеюсь, что она хоть на свою свадьбу явится вовремя.

– Я с тобой, – сказала Мюриель.

Миллисент поблагодарила и отказалась:

– Если мы вдвоем придем, может получиться хуже.

– Что значит «хуже»?

Миллисент не могла объяснить.

Она пошла через поле одна. Был теплый день, и задняя дверь дома Дорри стояла нараспашку. Между домом и тем местом, где когда-то был сарай, росла рощица грецких орехов. Они были еще голые, потому что грецкие орехи из всех деревьев почти самые последние покрываются листьями. Безлистые ветки странно смотрелись в жарких солнечных лучах. Трава полностью глушила звук шагов.

На веранде, пристроенной к дому сзади, стояло старое кресло Альберта – стояло всю зиму, его не заносили в дом.

Миллисент боялась, что с Дорри что-нибудь приключилось. Несчастный случай с ружьем. Вдруг Дорри чистила ружье. Такое бывает. А может, она лежит где-нибудь в поле. Или в лесу. Среди прошлогодних листьев, молодых побегов лука-порея и волчьей стопы. Перелезала через изгородь и зацепилась за проволоку. Решила выйти на охоту в самый последний раз. И вдруг, при всей ее опытности, ружье выстрелило само. Миллисент раньше никогда не боялась за Дорри, зная, что та – очень осторожный и умелый охотник. Но, наверно, после происшествия этого года Миллисент стало казаться, что возможно все. Предложение руки и сердца, такая невозможная удача, заставит поверить и во внезапную катастрофу.

Но на самом деле Миллисент вовсе не этого боялась. Она так старательно представляла себе разные несчастья, чтобы спрятать свой подлинный страх.

Она подошла к открытой двери и окликнула Дорри. И так была готова к ответной тишине, зловещему равнодушию дома, только что покинутого жертвой несчастного случая (или до сих пор хранящего в своих недрах тело хозяина, ставшего жертвой… нет, навлекшего на себя несчастный случай), что у нее подогнулись колени при виде Дорри собственной персоной в старых рабочих штанах и рубахе.

– А мы тебя ждали. Мы тебя ждали к ужину.

– Я, должно быть, потеряла счет времени, – сказала Дорри.

– Что, у тебя все часы встали?

Миллисент немного пришла в себя, пока ее вели через заднюю прихожую, набитую привычным таинственным хламом. В доме пахло жарящейся едой.

На кухне было темно – окно загораживал буйно разросшийся куст сирени. Дорри готовила на дровяной плите, которая была в доме с самого начала. На кухне стоял старый кухонный стол с ящиками для ножей и вилок. Миллисент с облегчением заметила, что календарь на стене – этого года.

Дорри готовила себе ужин. Она как раз резала фиолетовую луковицу, чтобы бросить на сковородку к кускам бекона и ломтикам картошки. Вот тебе и «потеряла счет времени».

– Не обращай на меня внимания. Готовь дальше. Я поела, прежде чем пошла тебя искать.

– Я чаю заварила, – сказала Дорри. Чайник стоял на краешке плиты, и налитый в кружку чай оказался темным, как чернила.

– Я не могу уехать. – Дорри отдирала от сковороды прилипшие шкворчащие куски бекона. – Я не могу отсюда уехать.