
Онлайн книга «Вкус греха. Долгое прощание»
К телефону подошла тетка. Она вроде бы не узнала Митю и спрашивала: «Кто? Не слышу…» — чем довела Митю уже сразу, чего и добивалась. Нэля сердито сказала: «Не мог попозже позвонить?» Митя сразу же переключился на Спартака, их встречу, воспоминания и как он вдруг взглянул на часы и… В общем, как-то оправдался. А тут и сам Спартак помог, взял трубку и сказал: — Нэличка, привет, любовь моя! Прости меня, что Митюшу заболтал, мы только о тебе и говорим! Ей-богу, правда! Да ты не смейся! — так оно и есть… — и передал трубку Мите. После разговора со Спартаком Нэля уже была по-другому настроена и нормально спросила: — Ну, как? Он перебил ее: — Как у вас? Как мама? — Маму перевели в палату. Конечно, все болит, но ей лучше, и врач оптимистически настроен. Она очень расстроилась, что ты уехал… Но я объяснила. Ну, как там? — опять повторила она. Митя набрался духу, а так как в голове уже довольно сильно шумело, то он провел беседу блестяще. Сказал, что с утра торчал в конторе, никто его не принял, не успели, теперь, видите ли, — завтра… Но завтра вроде бы точно. Он сразу же — честное слово! — ей позвонит. На что она ответила, что они с Митей завтра улетают в Киев. — Тогда я сначала к маме и потом к вам… — сообщил радостно Митя, думая, что как-нибудь он еще потянет время… Нэля не обрадовалась этой оттяжке, но ничего не сказала: мать ведь и дела! Все это не шутки. Спартак ее порадовал. Во-первых, Митька не один болтается, во-вторых, Спартак очень хорошо относится к ней и как будто бы не изменился. В общем, в семье все было в порядке. А Митя, несколько расслабившись от выпитого и того, что все обошлось благополучно, смеясь, потер руки и сказал: — А теперь, Спартачище, давай выпьем за исполнение наших заветных желаний! И чтоб судьба была к нам милостива. Спартаку не очень понравился этот неясный тост, он-то думал, что Митя скажет то, о чем думал он: выпьем за Нэлю — лучшую из жен! И за Митеньку, продолжение рода… Но Митя, хитро посверкивая глазами, сказал то, что сказал. Спартак выпил с ним, снова наполнил бокалы и произнес торжественно: — За Нэлю, — лучшую из жен! Митя как-то смутился и быстро ответил: — Да, да, конечно. Конечно, за Нэлю! — И, выпив, таинственно сообщил: — У нас дочка будет. Спартак даже вскочил со стула: — Митька — молоток! А откуда вы знаете? Там просветили ее? Митя отмахнулся: — Нет, мы здесь только узнали! Но будет дочка, я точно знаю, потому что мы с Нэлькой очень хотим девочку! Спартак спросил вдруг: — Скажи, Митюха, честно, ты Нэльку-то любишь? Митя задумался. Ответил: — По-своему, — да, а что? Спартак посмотрел на него пьяными и ставшими злыми глазами и сказал: — Не сильно ты любишь! По-своему!.. Это что такое значит? Как это — «по-своему»? Любишь — значит, любишь, и все, и конечно — по-своему… А ты не так сказал… Знаешь, я за твою Нэльку кому хочешь глотку перегрызу… — Он помолчал и тяжело сообщил: — И тебе тоже, если будешь ее обижать. Поклянись мне, Митюша, — вдруг слезно попросил он, — что ты ее не будешь больше унижать и обманывать! С какими-то там Беатриксами и прочими… Надо же, даже в Америке бабу себе оторвал! Ну — ходок ты, Митька, я такого за тобой не знал, нормальный ты был парень. Поэт! Музыкант! А теперь что выходит?! — Спартак закручинился. Митя почему-то обиделся. И объяснил ему: — Я в жизни — поэт, понял? Необязательно стишки каждый день строчить! Да, Нэльку я люблю, но как женщина она мне надоела! Ты это можешь понять? Всегда одно и то же — скучно! А мадам Беатрикс — совсем другая… Или еще там… — он заткнулся, так как понял, что очень близко подошел к раскрытию своей великой тайны, которая называлась ВЕРА. — Дурила ты, Митька, — пробормотал Спартак, — когда человека любишь, он каждый день для тебя новый… А когда — нет, тогда, конечно, надоест хуже горькой редьки. И чего тогда ты ей девку заделал? Раз не любишь? — спросил Спартак удивленно. …Ну что такому простому, как хозяйственное мыло, парню отвечать? Что объяснять?.. — Понимаешь, я детей люблю и хочу, чтобы их было много! А потом, старичок, мы ведь уже под уклон пошли… Спартак прошептал: — А я еще даже не женатый… Нравится одна девица, да к ней на кривой кобыле не подъедешь, вся из себя… Работает у нас в АПН… А ведь я обыкновенный, не то что ты — красавец и интеллектуал! Спартак совершенно честно считал Митю и красавцем, и глубоким интеллектуалом… — Тебе любая девка поддастся. Слушай, Мить, ты, наверное, там стихов кучу написал? — неожиданно перешел он на другую тему. Опять — стихи! Вера, теперь Спартак. Митя уже знал, как отвечать на такие вопросы: назойливые и неприятные. — Да, — ответил он, — кучу написал, но они не здесь. Они в Киеве, в Нэлиных вещах, так получилось глупо… — А наизусть? — настаивал Спартак, — неужто ничего не помнишь? — Спьяну? Конечно нет, все перепутаю. — Жалко, — покачал головой Спартак, — так мне хотелось твои стихи послушать! У меня ведь они все есть! И «Юность» та есть, где твоя подборка с портретом. Ты мне подпишешь? — А как же! — вроде бы возмутился Митя. — Конечно, подпишу! У Мити самого была лишь верстка стихов — он тогда уехал и канул, номер журнала вышел без него. Ему правда пообещали, что оставят, пусть кто-нибудь из друзей заберет… Он никого не попросил: попросту забыл, замотался — впереди светил Нью-Йорк… Спартак еще добавил совсем уже пьяно: — Я ведь твои экземпляры взял, десять штук. Только один номер себе отобрал, а так — целенькие, девять штук. Я завтра тебе могу принести… …Завтра, подумал Митя, что будет завтра?.. Завтра, то есть уже сегодня, приезжает Вера, и наверное, для Спартака и журналов не останется времени. А что, если рассказать Спартаку про Веру?.. Но тот уже дремал, кинув себя на диван и подложив под голову подушечку-думку. Митя посмотрел на него, понял, что и сам хорош, и побрел в спальню. Головы у них поутру болели страшно. Спартаку к десяти надо было на работу, Мите — к двенадцати привести себя в нормальный вид. На прощание договорились, что, как только приедет Нэля, Митя звонит Спартаку и они встречаются. — Звони и ты, — сказал Митя, — я ведь могу и не дозвониться, ты на работе, а я пока вольный стрелок… — Ладно, — пообещал Спартак и вдруг обнял крепко Митю, сказав: — Дурак ты, Митька, а я тебя люблю, — засмеялся, чтобы не выглядеть сентиментальным, и добавил: — С детства. |