Онлайн книга «Механика небесной и земной любви»
|
– Твое спасение должно быть одновременно искуплением твоей вины. И спасти тебя могут твои две жертвы. Только они, никто другой. – Харриет и Дэвид? – Нет. Харриет и Эмили. – Ты не понимаешь. Я никогда… я даже помыслить не мог, что они могут существовать обе одновременно. Одна или другая… А обе – нет. – Понимаю, понимаю. Но испытание, которое ты должен пройти, в этом как раз и состоит. В том, чтобы Харриет узнала. – Ну нет, если Харриет узнает про Эмили, мир просто взорвется, его не будет!.. – Твое испытание в том, что он не взорвется. Ты будешь жить дальше, есть, спать, ходить в уборную. – Нет, это невообразимо! В прямом смысле невообразимо. Как современная физика. В моей голове это не укладывается! – Забудь о себе. Самоустранись. Положись во всем на них. Возможно, они сами за тебя все решат. Хоть ты этого и не заслуживаешь. – Нет, ты не понимаешь! Даже если Харриет вдруг скажет, что она меня простила, – дело же не в этом. Тут вещи космического порядка… – Только для твоего сознания. – А я живу в своем сознании! – Стоит ли так себя ограничивать? До сих пор воображаешь, будто ты властелин своей жизни, будто от твоего монаршего решения что-то зависит? Право, это слишком трагическая роль. Жизнь полна абсурдов и по большей части комична. Если она где не тянет на комедию, то и там не трагедия, а сплошная скука. К слову сказать, твое существование не так уж много значит. Все твои дни сочтены заранее. И никакие самые мудрые решения тут ничего не меняют. Наказание за любую провинность происходит автоматически. Ты делаешь что-то сегодня, а завтра из-за этого случается нечто такое, чего никто пока не может предугадать. В общем, не стоит разыгрывать из себя трагического героя. Думай только о том, как сейчас поступить, – и все. Ты должен сказать обо всем Харриет? Должен. Ты всегда это знал. И вот теперь тебе предоставляется возможность подойти к вопросу серьезно. В такой ситуации разве не самое здравое и естественное решение – во всем признаться? Пусть тебя греет сознание того, что ты совершаешь хороший, праведный поступок. – Что-то оно не очень меня греет, – сказал Блейз. – Может, это признак морального разложения? Хотя я всегда считал, что любой скандал лучше замять, если есть возможность. – Нет у тебя сегодня такой возможности. Когда слишком больно и слишком страшно, приходится что-то делать. По-моему, сейчас самое время. Сделай что-нибудь, пока не стало еще больней и еще страшней. – Ты прав. Завтра утром все расскажу Харриет. И помоги мне Господь… – Лучше напиши ей письмо, – сказал Монти. – Почему письмо? – Потому что его можно как следует продумать и написать с умом. Сейчас ты говоришь так, будто есть одна чудовищно огромная правда, которую ты должен ей открыть. Но ту же ситуацию можно повернуть по-разному и взглянуть на нее с разных сторон. Придется, конечно, наврать кое-что, причем обеим. Без этого никак… – Может, ты и черновичок мне составишь? – Могу составить, если хочешь. Я серьезно. К примеру, можно написать Харриет, что ты уже не любишь Эмили, что тебя привязывает к ней одно только чувство долга – ведь так? Так или не так, все равно. – Мефистофель… Мефистофель… – Ну, в аду разумный подход тоже не помеха. Помнится, героям Мильтона он помогал. Когда перестаешь бездарно убиваться и начинаешь думать, становится легче. – А письмо… о чем еще я должен в нем написать? – О детях, разумеется. Об их правах, о том, как важно, чтобы они были счастливы. Два сына, две проблемы, от них никуда не деться. – Ну, пожалуй. – Вот видишь, ты уже начинаешь думать. – Нет, нет. Я не смогу написать. Пиши ты. – Ладно, что-нибудь набросаю. Нужно сделать так, чтобы Харриет увидела несколько частных проблем, требующих решения, – а не одну огромную, неразрешимую. Внуши ей, что ты уповаешь на ее любовь. И встряхнись наконец, возьми себя в руки. Будь ты хоть подлец из подлецов, все равно надо же что-то делать. – Кажется, мне уже становится лучше. – Не исключено, что эта история в итоге сблизит вас с Харриет. – Ах, если бы так, если бы я смел надеяться! Но, знаешь… Я, пожалуй, поговорю сначала с Эмили… Может, ничего и не понадобится… Ты же сам сказал… Завтра поговорю с Эмили, тогда все и решу. – Давай сходим к Эмили вместе. – Почему вместе? Любопытство разбирает? – И это тоже. Но по правде сказать, у меня такое чувство, что тебе не помешает свидетель. Точнее, что-то вроде секунданта. Ты ведь догадываешься, что произойдет, если ты поговоришь с Эмили, а потом начнешь решать. Тут же угодишь в свою старую двойную колею – и все. – Если я скажу Эмили, что собираюсь сказать Харриет… мне же, вероятно, придется это сделать. Или, по крайней мере… – Послушай, я никогда никаких советов тебе не давал и не даю… – Давал и сейчас даешь… Так напишешь для меня это письмо? – Напишу, напишу… – Так, вроде полегчало. Интересно, почему? – Потому что ты теперь видишь перед собой конкретные задачи. Которые, впрочем, тебя ни к чему не обязывают. А может, ты просто решил, что разговаривать с Харриет вовсе не обязательно. – А ты думаешь, что обязательно? – Я думаю, да. – Пожалуй, ты прав, к Эмили лучше идти вдвоем. – Кстати, не говори Харриет, что мне давно известно про вас с Эмили. Пусть она думает, что я только что узнал. – Ага, я вижу, ты тоже забеспокоился, как бы о тебе плохо не подумали. – Ей будет неприятно узнать, что я столько времени ее обманывал. – О боже. А Магнус Боулз? С ним-то что делать? – Ничего. Пусть пока остается. – То есть не говорить Харриет, что он химера? – Зачем? Хватит ей кошмаров и без этого низкопробного вранья. – Никогда не мог понять: то ли ты такой законченный циник, то ли наоборот. Твой Магнус – единственная изюминка во всей этой пошлятине. Скажи правду, Монти, я ведь всегда казался тебе пошляком, да? – Я бы не стал изъясняться в таких терминах… – А, к черту термины! Я пошляк, и все мои грехи – пошлятина самого низкого пошиба. – Что касается грехов, то тут важен сам факт, а не пошиб, как ты выражаешься. Сомневаюсь, чтобы Харриет… – Ты, может, собрался в будущем выступить в роли ее утешителя? Тогда… – Ты прекрасно знаешь, какие у меня сейчас виды на будущее. Скажи спасибо, что я еще в состоянии выслушивать тебя и что-то тебе говорить. – Прости. Прости меня, Монти. Ты единственный помогал мне все эти жуткие годы. Ты мой учитель и мой аналитик. Я тебе благодарен, правда. Так что мы решили? |