Онлайн книга «Тихая Виледь»
|
Но когда Синюха останавливалась, вытирал он рукавом рубахи вспотевший лоб и смотрел под угор, где в логу у широкой колоды, чуть нагнувшись, девушка-расторопница ловко отбивала кичигой домотканое белье… IV
Конец мая стоял теплым, сухим. Закончив сев дома, Захар торопился выехать в лес катить пальники. Ранним утром после Христового Воскресенья велел сыновьям собираться в дорогу. Выйдя на крыльцо, он громко распоряжался и бранился: – Афонька, опять не с того боку запрягаешь! И не крути шарами-то, слушай, чего такают! Афоня поднял уже оглоблю и, взяв дугу, хотел было вправить ее в гуж. Бросив оглоблю, зашел с другого боку. – Ногой, ногой в хомут упрись, – продолжал наставлять отец: Афоня не мог затянуть супонь. – Ту ли дугу взял? Поди, новую? Где же она у тебя затянется… – Ту, вроде бы, – недовольно отвечал Афоня. – Вроде бы!.. Ефим! С задворья пришел Ефим, помог Афоне затянуть супонь, подтянул чересседельник. Мужики погрузили на телегу метлы, мешки с льняным семенем. Дарья суетилась вокруг своих работников, привязывавших веревкой поклажу, и приговаривала, кивая на самого младшего, чернявого Саньку: – За ним-то хоть приглядывайте. Мало ли… Не испужался бы чего в лесу. И лапти у него старые, сухие, как бы не пыхнули. Глядите, не нарешил бы ногу. Живи потом стороником-то [4]! Ну, давай, бласловесь, хоть бы все ладно да хорошо… Афоня взобрался по оглобле на коня, дернул за узду. – За хомут-от держись, свернешь пивичу-то [5]! – беспокоилась Дарья, видя, как неловко сидит Афоня на покатой спине Гнедка, потащившего в гору груженую телегу. Во дворе Валенковых нетерпеливица Анисья распоряжалась своими потетенями: – Все уж ковдысь уехали, а вы ведь уж нисколечко не шевелитесь на все-те на болетки! Егор матюгался, а Степан ворчал что-то под нос. И совсем уж ему нехорошо и жарко стало до противности, когда он услышал за изгородью знакомый девичий хохоток: – Да вы и правда замешкались! – И, не сказав более ни слова, озорница бросилась догонять своих. На самом гребне заднегорского угора она остановилась, и Степан с мгновение смотрел на эту далекую, неподвижную фигуру, за которой висело синее-синее полотно неба. – Полька, пешком пойдешь! – по-мужицки строго окрикнул сестрицу мальчуган лет десяти, сидевший на верховой. – Тятя, ты смотри-ко! – как птица встрепенулась девушка. – Да неужто и у нас еще один мужик объявился? Кабы не на верховой ты сидел, я бы тебя, Ванюшка, всего расчеловала! – Дай тебе волю, дак… – недовольно отвечал Ванюшка. – Ой-е-ё, е-ёшеньки! – хохотала Поля, садясь на телегу позади отца. Михайло, плотный, круглый мужичок, был угрюм и немногословен: – Трогай давай! И Ванюша дернул за поводья; лошадь затрусила под пригорок по узкой тележной дороге. Через минуту-другую деревня пропала. Осталось лишь синее небо, да солнце, поднимающееся все выше, да чернеющий в отдалении лес… V
У лесной избушки Ефим распряг коня и привязал его чуть поодаль на травяном носке. Захар осмотрел высокую пальниковую борону, проверил прочность черемуховых колец, которыми треноги крепились друг к другу. Новая кулига Осиповых, рубленная прошлым летом, находилась в полверсте от избушки. Туда мужики пришли, когда майское солнце поднялось над высокими деревьями, высушило на солнцепеках росу. Трещали под ногами сухие ветки, разбросанные по всему пространству кулиги. В центре ее стояли костры: залысины на деревинах загорели; кой-где отставшая береста высохла и скрутилась. Мужики принялись за работу: кряжи складывали валами-ставами, на всю ширину кулиги. Когда все было готово, запалили скалину и кряжи подожгли. Дым разных цветов – серый, черный, синий – густо повалил к ясному небу. Засверкали языки пламени, словно проголодавшееся чудище принялось облизывать сушье, землю, траву. Треск, копоть, едкий дым, жар – не подойти! Но как только кряжи все взялись огнем, мужики длинными стягами-ожегами стали перекатывать их. Ефим щурился, вытирал струившийся по лицу пот рукавом грубой холщовой рубахи-верховичи, спускавшейся ему чуть ли не до колен. Закоптились и высокие опушни из портна, и берестяные лапти, бывшие на нем. Захар, весь потный и красный от жары и огня, орудуя ожегом, поглядывал, насколько хорошо прогорают древесные корни и дерн. Щурясь от дыма, Афонька с Санькой подметали угли метлами, отбрасывали в сторону головяхи. Мужики, бросая ожеги, часто припадали к туесам, пили с жадностью, плескали воду на грудь и верховичу. Санька с Афонькой попеременно бегали в лог за водой. Сушье трещало и горело на кулигах до самого вечера. К избушке Осиповы пришли, когда уже садилось за лес горячее солнце и из низин потянуло прохладой… VI
– Ко проку, пожалуй, вот здесь, над логом кулигу рубить можно будет, – говорил Ефим, показывая на густые заросли ольшаника. – Под ольхой земля-то помягче. Вот лен посеем и валить пойдем. До сенокоса управимся. Захар строго взглянул на сына: – Шибко-то не распоряжайся, наживешься еще хозяином-то. Лес для дома приглядывай, коли строиться надумался. Да и борону новую надо излаживать, долго эта не надюжит: елух суковатых здесь сколько хошь, да не каждая суковатиха на треноги годится. – А вот эта, тятя? Ишь какая! – Афоня задрал голову, разглядывая высокую ель, стоявшую у избушки. – Эта-то хороша, не одна тренога из нее вышла бы. Да деду Никифору, покойничку, приглянулась эта елуха, велел оставить. Прохладно под ней в вёдро, сухо в непогодье. Мне вот помнится, был год, когда ленок мы и не посеяли; как зарядили дожди – все залили. Недели три, поди, не попускались. Вот под этой елухой мы и куковали-горевали, курили да матькались. А нынче сухо, хорошо полыхает – только поворачивайся. Если Бог даст, старые кулиги распашем под ячмень, вот только зайцы не нарешили бы ячмень-от… – Попужаем, – опять уверенно сказал Ефим. – Много ли у тебя пороху, пужать-то? – В желизину поколотим… Захар лишь усмехнулся: поколотит он, в желизину… VII
Любил Ефим после жаркой работы опахнуться студеной водой. И сейчас, схватив туеса, он побежал в лог к лесной речке. На травяном берегу ее остановился, закопченную рубаху с себя сбросил и, нагнувшись, запустил в омут черные жилистые руки, плеснул в белое тело водой и задрожал от удовольствия. Плеснул еще и еще! |