Книга Одна маленькая ложь, страница 61 – К.-А. Такер

– Кто бы мог подумать, что они трахаются? Какая странная парочка. – От неожиданности я отшатываюсь от него, но он не замечает. – Тай сказал, эта тихоня та еще штучка.

Что? Кто этот парень? Нет, пьяный Коннор мне совсем не нравится.

Начинаю жалеть, что пришла на вечеринку. План утопить печали в вине срочно трансформируется в план побега от Коннора. Но сначала я должна увидеть Эштона. Хотя бы на минутку.

– А где Эштон? – спрашиваю я. По-моему, это вполне себе безобидный вопрос.

– Не знаю… где-то здесь. – Коннор делает еще один глоток, и пиво капает из кружки на костюм Бэтмана. – Или наверху трахает кого-нибудь.

Стараюсь сохранять спокойствие, но одна мысль, что Эштон занимается с кем-то в постели тем, что он проделывал со мной, заставляет меня холодеть от ужаса. Надеюсь, Коннор ничего не замечает.

– Понятно, – говорю я упавшим голосом. Это подозрительно. Черт!

Однако зря я беспокоюсь, что Коннор о чем-то догадается. В данный момент он полностью поглощен исключительно моей персоной, вернее, моим телом. Пялится мне на грудь. Жаль, что блузка у меня такая откровенная. Коварная Риган утром срезала все верхние пуговицы, так что прикрыться мне нечем.

– Ливи, ты такая сексуальная! Как же мне с тобой повезло! – Он наваливается на меня всей тяжестью, чуть ли не падает на меня, и прижимает к стене. – Ты такая милая и чистая. Само совершенство. И ты только моя. – Его рот прижимается к моему горлу. – Иногда я хочу… – Он прижимается еще плотнее, и я чувствую его затвердевшую плоть у своего бедра. (Моя теория про Коннора-гея оказалась несостоятельной.) Его рука опускается в вырез блузки и начинает тискать грудь, словно это антистрессовый мячик – грубо и ничуть не возбуждающе.

Думаю, сколько текилы не выпей, тут не поможет.

– Мне нужно в туалет, – бормочу я, выскальзываю из его рук и бегу из кухни. Хватит с меня. Не хочу, чтобы Коннор был рядом. Хочу поскорее прибежать домой, принять душ и забыть о том, что сейчас было.

Мне нужен Эштон.

Достаю телефон и отправляю ему короткое сообщение. Не дожидаясь ответа, начинаю искать его повсюду, пару раз ловко избежав встречи с Коннором. Эштона нигде нет, и никто его не видел. Заглядываю в гараж и вижу его черную машину.

Эштон дома.

Значит, он у себя в комнате.

И не отвечает на эсэмэску.

Вечеринка удалась, нечего сказать. Ужас вернулся и вырос десятикратно, в душе бушует ураган ревности, обиды и отчаяния.

У меня всего два варианта: предположить, что он с кем-то наверху, и уйти – или остаться и выяснить.

Сложив руки на груди, поднимаюсь на второй этаж, и каждый шаг приближает меня либо к закономерному финалу жуткого дня, либо к океану облегчения. Если увижу его там с другой женщиной, умру от горя.

Зачем я это все делаю? Потому что ты – мазохистка.

Вижу дверь его комнаты. Закрыта. Красного носка или еще какого-то опознавательного знака нет.

Тихо…

Мне не надо сдерживать дыхание, когда я прикладываю ухо к двери: я и так уже не дышу. Играет тихая музыка, значит, он там. И больше никаких звуков. Ни стонов, ни шепота, ни женских голосов.

Собравшись с духом, тихонько стучу в дверь.

Нет ответа.

Глотаю слюну и снова стучу.

Нет ответа.

Осторожно берусь за ручку и понимаю, что дверь не заперта.

Впервые у меня такое странное ощущение – кровь стучит в ушах, сердце бухает в ребра, а легкие словно отказали. Понимаю, долго так продолжаться не может. Сейчас у меня закружится голова, и я грохнусь в обморок, если не приму решения.

Мне надо принять решение. Можно повернуться и уйти – уйти с вечеринки, потому что я не хочу больше общаться с Коннором, – уйти, не увидев Эштона. Не коснувшись его, не позволив ему помочь мне забыть это ужасный день, как только он может.

А можно открыть дверь и рискнуть увидеть его с какой-нибудь девицей.

Я открываю дверь.

Эштон, только что из душа, сидит на краю кровати в полотенце и смотрит в пол, задумчиво теребя браслет на запястье. В другой руке у него стакан с янтарной жидкостью.

Чувствую неимоверное облегчение и с трудом удерживаюсь на ногах.

– Привет, – тихо говорю я и ощущаю, что попала в поле магнитного притяжения.

– Закрой дверь. И запри. Пожалуйста. Никого не хочу сегодня видеть. – Голос у него тихий и какой-то бесцветный. Он так и не поднял на меня взгляд. Не знаю, в каком он настроении. Таким я его еще не видела.

Выполняю его просьбу – запираюсь от полного дома гостей, от вечеринки, от Коннора. От всего на свете. Остаемся только мы вдвоем.

И тогда я подхожу ближе, медленно, осторожно. Останавливаюсь в метре от его темных глаз, пристально оглядывающих меня всю – от красных лодочек на шпильках до косичек на голове. Взгляд останавливается на моей груди.

– Ты не должна быть здесь, – тихо говорит Эштон и отпивает глоток.

– А почему ты не пошел на вечеринку?

Он взбалтывает напиток в стакане.

– У меня был тяжелый день.

– У меня тоже.

Допив напиток, Эштон ставит стакан на прикроватный столик.

– Хочешь, чтобы я помог тебе обо всем забыть? – У меня внутри все радостно замирает от такой перспективы. Карие глаза смотрят мне в лицо – без тени улыбки. Печально и отстраненно. – В этом я силен, верно? – Чувствую за словами скрытый смысл, но не понимаю, в чем он.

– Я знаю, это ты нашел фотографию.

Он наклоняет голову.

Теперь, стоя рядом с Эштоном, чувствую, как смятение, которое мучило меня неделями, отступает. Впервые за долгое время я точно знаю, чего я хочу. И ничуть не сомневаюсь в том, что это правильно.

– Сегодня я тоже хочу сделать тебе один подарок. – Стараюсь не обращать внимания на трепещущее сердце, чтобы полностью сосредоточиться на том, что собираюсь сделать, на том, что хочу ему отдать, если он согласится взять это, и сбрасываю туфли. Не знаю, легче или труднее делать это у него на глазах, но я расстегиваю четыре пуговицы, которые оставила Риган, и вот уже тесная блузка на полу. Пальцы быстро справляются с пуговицами на юбке, и она тоже падает на пол.

Похоже, в Эштоне идет мучительная борьба: он поднимает на меня глаза и пристально смотрит, словно хочет запомнить, а потом отворачивается, уставившись в угол комнаты.

– Ирландка, что ты творишь! – бормочет он сквозь стиснутые зубы и сжимает руками край матраса, словно изо всех сил сдерживается. – Я за себя не ручаюсь.

Вместо ответа я расстегиваю лифчик и бросаю его на пол. Потом стягиваю дурацкие гетры. Скоро на мне не остается ни одного клочка ткани, а Эштон все не смотрит на меня. Глаза у него закрыты.