
Онлайн книга «Капсула для копирайтера»
Герман сглотнул, погружаясь в знакомую пучину: – Я ничего такого не помню. – Курите? – Не очень. – Что значит «не очень»? Курите или нет? – Покуриваю. Потер веки. – У вас голова болит? – Нет. – А в чем дело? – Ни в чем. Только не госпитализация, Великий Отец, Неужели я все уже сделал? Дай мне дойти до финала, Дай долететь. – Вы пьете алкоголь? – Редко. Она стала быстро писать что-то в бланке. – Вам нужно срочно менять образ жизни. Я выпишу некоторые лекарства. Их придется принимать пожизненно. – Пожизненно? – Не курить, не пить, не есть жирного, соблюдать режим… – Конечно. – Вы зря улыбаетесь. У вас подозрение на ишемию. – Это еще что такое? Несмотря ни на что, Герман держался молотком. – С сосудами связано. Сделайте электроэнцефалограмму. Поэтому и голова болит. Головокружения бывают? – Нет. – Провалы в памяти? Мозг хорошо работает? – Очень. – Вы часто волнуетесь? – Нет. – Ведете подвижный образ жизни? – Да. То есть нет. – Веки красные. Похоже на блефарит. – Что? – Воспаление ресничных фолликулов под воздействием кожных бактерий. Ничего страшного, но лечиться надо. – Может быть, хватит? – Где вы работаете? Нет, Герман не мог бы с ней жить. В ней не было чувства юмора! Нижняя часть ее тела уже сейчас тяжеловата, круп скоро станет массивным, появятся живот и жирные, дряблые плечи. – В рекламном агентстве. – Это связано со стрессом? – Все связано со стрессом. – Стресса придется избегать. Следующего инфаркта вы не переживете. Уже выйдя в коридор, Герман увидел обгоревшего пилота с аппаратом «Грани», присоединенным к порталам тела. Несколько санитаров бегом везли тележку в реанимацию. – Ну что? – спросил Петр, когда Герман уселся в его лазурный кабриолет Maserati, ждавший на стоянке перед клиникой. – Все нормально. – Пророк раздраженно сунул ему бумаги. – Был инфаркт. Магнитский несколько минут изучал кардиограму, потом долго вчитывался в показания. – М-да… – задумчиво сказал он. – Что значит, «м-да»?! – стал заводиться Герман. – Я чувствую себя отлично! Петр плавно тронулся с места, продолжая разговаривать как будто с самим собой: – Неужели это во время полета произошло? – Раньше. – Хм… Герман всматривался в его непроницаемый профиль. Петр как будто сдулся. В нем уже не было никакого азарта. – Останови, пожалуйста, – попросил Герман. Магнитский послушно притормозил, чуть-чуть не доехав до ворот. Повернул голову и расслабил лицо, приготовившись слушать. – Что это значит? – повторил Герман. – Я хочу знать, что это значит! Вы же не думали, что я буду абсолютно здоровым, когда делали мне это предложение? – Нет, не думали, но… – замялся Магнитский, подбирая слова. – Полет – это большая нагрузка. Мы должны быть уверены, что тело не откажет… – Я чувствую себя отлично! – Герман, сжав зубы, несколько раз со всей силы саданул кулаком по центральной консоли. – Отлично. Отлично. Отлично. – Хорошо. – Магнитский незаметно выдохнул и снова тихонько тронулся. – То есть мы ничего не отменяем? – Еще бы вы отменили! Ничего. Время тоже нельзя переносить. Все в порядке. Тринадцатого октября. Петр исподтишка глянул на Германа, но Герман засек этот взгляд. Надо было внушить ему уверенность. – Я же говорю, все будет хорошо, – хладнокровно произнес Пророк. – Вы уверены, что вас отпустят на работе? – Я уже взял обходной лист… – Уволились? – Пока нет, но планирую сегодня. Какое-то время они ехали молча по сталинским проспектам Воробьевых гор. Шикарные правительственные дачи. Тишина и порядок. Интеллектуальная подвеска съедала неровности дороги. Герман утопал в роскошной коже из итальянских дубилен, поглаживал лакированное бразильское дерево, слушал великолепный хор мощного двигателя из выхлопной системы и четырех труб – знаменитый оперный голос Maserati GranCabrio. – Мне нужны деньги, – спокойно сказал он. – Чтобы довести все до конца. – Найдем, – тихо произнес Петр. Роджер был на встрече, поэтому, сидя на розовом диванчике в его кабинете, Герман листал альбом прерафаэлитов. Наконец-то появилась секунда почитать. Вероятно, книгу придется оставить в агентстве, так что сейчас самое время. Потрясающей оказалась история Джейн Берден, той самой натурщицы, на которую, с одной стороны, была похожа врач из кабинета кардиологии, с другой – Катрин, жена Германа. В книге рассказывалось, что необразованная дочь конюха однажды случайно встретила на улице группу художников, которые были сражены ее красотой. Вскоре Берден вышла за прерафаэлита Уильяма Морриса и стала любовницей прерафаэлита Данте Габриэля Россетти. Последний писал ее в образе Прозерпины, богини подземного царства, которая полгода проводит среди живых и полгода – в долине смерти, у супруга Плутона, дававшего ей в качестве напоминания о себе зернышко граната. На одной из репродукций Берден была изображена с гранатом. Увы, Россетти знал, что натурщицу придется вернуть Моррису. В свою очередь, Моррис писал Берден в образе королевы Гвиневры, жены легендарного короля Артура, изменившей ему с Ланселотом, одним из рыцарей Круглого стола. На третьей репродукции Берден кисти Россетти представала Астартой Сирийской, символом любви и власти, куртизанкой богов, приносившей горе своим многочисленным любовникам. А вот она же держит Святой Грааль. Герман знал, что в очередной раз сможет простить Катрин. Сейчас ему больше всего на свете хотелось поговорить с ней, рассказать о том, что с ним происходит. – Ты увольняешься? – В кабинет вбежала Жульетта, показавшаяся вначале радостной. Однако, присмотревшись, Герман понял, что она просто не может правильно канализировать свои эмоции. – Ну да. – Куда-то конкретно? |