Книга Мадам Осень, страница 11 – Инна Бачинская

— Почему предположительно?

— Я не особенно доверяю свидетелям, — признался Монах. — Ты и я опишем увиденный факт по-разному, Леша. Ты как лирик и фантазер, я как физик. И уверяю тебя, никаких точек соприкосновения у наших описаний не будет. В смысле даже Поярков не сможет идентифицировать преступника по нашим описаниям как одного и того персонажа. Например, я расскажу следствию, что женщина, с которой жертва провела последние часы жизни, была ростом метр пятьдесят, весила примерно восемьдесят кэгэ, из себя рыжая, в сером плаще и на каблуках в четыре сантиметра. А ты… — Монах мельком взглянул на Добродеева, — …а ты расскажешь, что в ее лице было что-то демоническое, на голове шляпка с вуалью и пером, а из сумочки выглядывали большие ножницы… как-то так. Причем не забудешь про чулки со швом и одуряющий парфюм. И вот поэтому нам нужны вещдоки, Леша. Фильм, как я понимаю, изъяли, значит, нужна фотка жертвы.

— Зачем? Известны его имя и адрес…

— Интересно посмотреть, на всякий случай. Будем думать. Итак, подбивая бабки, что мы имеем на данный момент? Привел женщину, был жив-здоров, она ушла… кстати, он ее не проводил.

— Как он мог ее проводить, если был убит?

— Резонно. Теперь вопрос для людей с фантазией: зачем нормальная женщина носит в сумке большие ножницы?

— Чтобы защищаться от хулиганов.

— Резонно опять. Но почему ножницы, а не нож? Лично я бы на ее месте ходил с ножом. Кроме того, баллончики, говорят, эффективнее, тем более по вечерам женщины ходят с маленькой сумочкой. А у нее, видимо, была большая.

— Куда ты клонишь, Христофорыч?

— Куда я клоню… Похоже, она вышла на охоту, и убийство было неслучайным.

— Неслучайным? Ты хочешь сказать, что убийца носила ножницы в сумочке с целью кого-нибудь убить? — удивился Добродеев.

— Я готов рассмотреть твою версию, — сказал Монах, поднимая руки, словно сдавался. — Я либеральный демократ.

Журналист задумался.

— Кроме того, опять-таки возникает вопрос: зачем убивать ножницами? — продолжил Монах, не дождавшись ответа. — Какую роль тут играют ножницы? Какой в них месседж, извини за пошлость. Попросту — смысл. Зачем, Леша? Почему не нож?

— Возможно, они были знакомы раньше.

Монах приподнял бровь.

— Э-э-э… хорошо. Что-то их связывает, ты хочешь сказать, и это общее прошлое связано с ножницами. То есть она его выследила, сбегала домой за ножницами, познакомилась… возможно, он ее не узнал, привел к себе, а она его убила. Как тебе сюжетец?

— Ну-у-у… — протянул Добродеев. — Месть?

Монах пожал плечами.

— Кроме того, еще один интересный моментец, Леша. Даже два. Женщина ушла через полтора часа… то есть они провели вместе полтора часа, и жертва во время убийства был… была в неглиже. Обрати также внимание на кровать — простыни смяты, подушка на полу. То есть после интимной близости женщина оделась, сказала: не надо меня провожать, ах, какие пустяки! Жертва не стала спорить, одеваться тоже не почесалась и осталась в халате, а у двери женщина вытащила из сумки ножницы… Ты представляешь себе, сколько силы нужно, чтобы ударить ножницами человека? Здорового сильного мужика? И тут напрашивается следующий вопрос: зачем перед убийством с ним спать?

— Проблемы с головой? — предположил Добродеев. — Нимфоманка? Или он ее разочаровал?

Монах фыркнул.

— Возможно. Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет. Если бы все разочарованные женщинытакимобразом выражали недовольство, то, сам понимаешь…

Добродеев кивнул, что понимает, и вздохнул.

— Он проводил ее до двери, в халате, босой, возможно, предложил встретиться на другой день… И тут она раскрывает сумочку, вытаскивает ножницы и изо всей силы бьет его в грудь! Представляешь? Он и охнуть не успел, скорее всего. И кранты.

Монах цыкнул зубом. С минуту они молча смотрели друг на друга…

— Так, это, кажется, ванная.

Монах потянул за ручку двери. Стоя на пороге, они осмотрели маленькую ванную комнату. Голубая занавеска в душе, голубой коврик на полу, крем для бритья, несвежие полотенца…

— Вот так, живет человек, и нет человека… — вздохнул Добродеев. — На ровном месте.

— Не нужно знакомиться на улице, — назидательно сказал Монах.

— Он же командированный! Где еще знакомиться в чужом городе?

— Прекрасный вопрос, Леша. Зришь в корень.

Дверь приотворилась, и в комнату просунулась голова Гоши:

— Вы как, ребята? Успели?

— Спасибо, Гоша, успели.

— У меня вопрос, Гоша, — сказал Монах. — Ты видел, как они вошли в гостиницу?

— Видел мельком, я уже говорил Леше.

— Помнишь, какая у нее была сумка?

Гоша задумался.

— Средняя, — он показал руками размеры. — Через плечо. Майор тоже спрашивал. А ножницы, говорит, поместятся? А я… черт его знает! Вроде поместятся. С большими кольцами, в смысле, одно большое, другое поменьше. Такие в ателье, у меня тетка работает закройщицей — вот у них такие.

— Понятно. А ее лица ты не рассмотрел случайно?

— Лица? Ну… лицо как лицо. Я не присматривался. Если бы молодая, я бы присмотрелся, а так… — Он махнул рукой. — А потом, она все время стояла то боком, то спиной.

— Стрижка или длинные волосы? Блондинка? Рыжая?

— Длинные… кажется. По плечам, каштановые. Я же говорю, она не подходила к стойке, ждала около лифта. Невысокая, не особенно молодая…

— Как он вел себя?

— Этот? — Гоша дернул плечом и задумался. — Улыбался, все время оглядывался на нее. Схватил карточку, подбежал к ней… — Гоша вздохнул и покачал головой.

…В холле Монах купил в автомате бумажный стаканчик кофе.

— Ты пьешь эту дрянь? — удивился Добродеев. — Идем в кофейню, тут рядом.

— Я не себе, — загадочно ответил Монах.

На улице он подошел к скамейке, где все еще сидел шведский миллионер, и протянул ему стаканчик:

— Плиз!

Тот окинул Монаха внимательным взглядом, улыбнулся и взял. Теперь Монах рассмотрел шведа как следует. Приятное худощавое лицо, бесцветные волосы и карие глаза; лет сорока. Слегка поредевшая макушка. Одет… нестандартно, как выразился Гоша. Старые джинсы и линялая футболка; вьетнамки на босу ногу. Часы стоимостью с автомобиль среднего класса, Монах видел такие в телевизоре.

— Ты, друг, извини, — сказал Монах, присаживаясь рядом. — Глупо получилось.

— Ничего, — сказал швед. — Бывает. Спасибо. Хороший кофе. — Он привстал и протянул Монаху руку: — Ларссон Андерс. Очень приятно.

Он говорил чисто, с легким акцентом.