
Онлайн книга «Идущий от солнца»
Вера привыкла к тому, что говорили о ней много и в поселке, и в соседних деревнях, и даже в столице. – Что нового, мамочка? – с игривой улыбкой перепрыгнула она на другую тему, уже давно заменив в своем сознании слово «блудная» на другое, более современное слово, «востребованная». – Дай бог, все по-старому… все терпимо. – вытирая слезы, тихо ответила Марья Лиственница, хотя сердце сжималось и хотелось реветь на весь поселок от одного вида дочери. – Квартиру новую получили? – не отступала Вера, словно не замечая волнения и слез матери. – Не хотим. Такого ответа Вера не ожидала. – Почему? – удивилась она. – Эх, девка, ты уж там как хошь мыкайся в каменных клетушках, а мы в новой избе хотим жить. смолой древесной дышать, сосной, вереском. – А как же газ? – И газ нам теперича не нужен. – А ванная?! Раньше папка только и мечтал, как бы в теплой воде побулькаться! – И ванная нам не нужна. Вот избу рубленую поставим, потом за баню возьмемся. Хотим жить, как наши родичи – предки новгородские. Любить каждый клочок земли, отпор давать злодеям, которые губят ее. – И каким же образом будет отпор? – Самым простым… Никакой связи с городом, никакой зависимости от чиновников, проходимцев, мозгодавов… Вера от души расхохоталась. – Мамочка, не смеши! Помнишь, один мудрец говорил: «Жить в обществе и быть от него свободным – абсурд». – То-то ты и прилипла к обществу, которое из тебя всю душу выскоблило. Забудь про таких мудрецов-дьяволов. Ну да хватит об этом! Лес для дома мы уже заготовили. Будешь завтра корзать его, окоривать. – Из кругляка строить будете?! – Вера остановилась, с удивлением посмотрела на мать. – Что же вы не писали об этом? Я для вас ванную купила. Джакузи, итальянский домофон. – Зачем?! Лучше бы селедки тихоокеанской привезла или какой-нибудь рыбы заморской, вкусной, как наша семга. Вера опять расхохоталась. Ей почему-то казалось, что покупки столичные приведут родичей в восторг. А теперь надо было исправлять ошибку. – Мамочка, – с улыбкой сказала она, – а я еще везу знаешь чего?! – Чего еще?.. – Еще я везу вам новые аудиокассеты, которых вы днем с огнем не сыщете. – Макаревича опять. Или эту самую, как ее. Известную певицу не то на «П» не то на «Б». Из головы вылетело. Вера снова рассмеялась, посмотрела на часы. – Пойдем, мамочка, скоро новости по первому каналу. – Она ускорила шаги, звонко постукивая каблучками по шпалам, с любопытством разглядывая родные деревянные покосившиеся избы. Мать едва поспевала за дочерью, глубоко дышала, кое-как справляясь с подарками дочери – тяжелыми олимпийскими сумками. – Как у Люськи Клюквы дела? – Да ничего вроде. Остепенилась мало-мало. Первый-то, Юрка, под поезд бросился, а со вторым живет. Мальчик у нее от первого-то. Хорошенький такой. Федулкой зовут. Вера словно в болотину оступилась. Щеки разом загорелись, сумка соскочила с плеча, и высыпались на шпалы миниатюрный кейс, косметика и аудиокассеты. В памяти словно вспыхнули все тропинки, все мостовые, по которым она бродила с Юркой. С ним она закончила сельскую школу, занималась в клубном драмкружке, ходила вместе на охоту. Все было как с лучшим другом. Про любовь они не говорили, но она чувствовала, что она нужна ему и старалась как можно чаще встречаться с ним. Вера любила своего Юрку со школьной скамьи. Но об этом никто не знал. Только болотные кочки да тонконогие ивы у родной реки. – Мамочка, – тихо сказала она, – домой иди. Вера торопливо положила кейс, парфюмерию и аудиокассеты обратно в сумку. Губы ее дрожали, глаза удивленно смотрели в сторону кладбища. Мать забеспокоилась: – Может, тебя укачало в поезде? Бледная ты… Или голодная? – Нет, мамочка, иди домой, иди. Я скоро вернусь. – Она свернула с дороги на лесную тропинку в сторону кладбища, нахмурилась. Мать растерянно смотрела ей вслед. – Как же я тебя оставлю, дочка?.. Уже темнеет. Сей год наемники к нам понаехали! Озоруют, черти! – Прошу тебя, мамочка, иди домой. – Вера остановилась, строго посмотрела на мать. – Не пойду: тебе плохо. Мать Веры, Марья Трофимовна Лешукова, была упрямой и хваткой женщиной. Как лесина вековая скрипела, а на своем стоит, от своего не отступится. Отсюда и прозвище ее – Марья Лиственница. Известно, что лиственница крепче многих других деревьев, и Марья не хлипкая была, высокая, статная, гибкая, и порода ее от недр поморских шла, от пайщиков зверобойных, онежских заготовителей. Не уступала она таежным мужикам ни в силе, ни в сноровке: и с хлыстом оледеневшим справится, и кругляк ловко зачикирует и песню народную так подхватит, аж сердце замирает. И на этот раз похмурилась Марья Лиственница, поскрипела-поскрипела и не отстала от дочери. – Ну ладно, – со вздохом сказала Вера. – Я ведь не салага. Садись на пень, а я курну. – Она опустилась на кочку и, достав из тесных брюк пачку сигарет, по-мужски задымила. Марья молча присела рядом на сухой валежник и пристально оглядела свое чадо. Лицо Веры сильно изменилось. Под голубыми глазами появились заметные синяки. Румяная кожа на щеках стала сероватой, не в меру пухлые губы, видимо от силикона, казались кукольными, тряпочными. Но длинная тугая коса пшеничного цвета по-прежнему веселила и радовала. – Упустила я тебя, – опять со вздохом сказала Марья. – Тебе всего двадцать, а куришь как старуха. – Она с какой-то обалдевшей грустью все вглядывалась и вглядывалась в лицо дочери, и слезы текли и текли из воспаленных глаз. – Упустила… Упустила… – сквозь слезы почти стонала она. – Хоть в дом теперь не пускай. – Давно Юры нет? – растерянно спросила Вера, стараясь не слушать и не смотреть на мать. – Поболе трех недель, – со вздохом ответила Марья. – Как из армии пришел, так сразу и под колеса. – А брат его жив? – А чо ему… Трезвый тише воды, а нальет шары – как леший на девок скачет.. – Не женился? – Кому така оглобля надобна. Сей год два раза с моста падал, да в колодез Бурачихинский – три. Манефа хотела поминки справлять, а он ожил, гадюка! Вера опустила голову, поскребла каблучком сырую землю. – Ступай домой, мать. Ужин готовь. Гости должны прийти, а я на кладбище схожу к Юре. – Ты что надумала? Ночью на кладбище. Упаси Господь. – А что там? – Беда! Не то люди, не то звери в могилах роются, ищут чего-то. Не ходи, девка. |