Книга Держитесь подальше от театра, страница 22 – Анатолий Гречановский

На сцену вразвалку вышла маленькая, сморщенная старушонка, в которой Сема узнал встречавшую и завязывавшую ему галстук. Она встала в стойку и зычным голосом выкрикнула:

Она задрала юбку и что-то стала искать в кармане.

В это время из-за кулис выбежал мужичок с накинутой простыней, подбежал к старушке и, сверкая безумными глазами, спросил.

– Ты молилась на ночь, Дездемона?

Старушка ему мило улыбнулась и, видно, что-то, наконец, нашла, продолжала:

Она высоко подняла руку вверх, демонстрируя свою находку. К ней опять подбежал тот же мужичок в простыне и, похлопав по плечу, спросил:

– Еще раз спрашиваю, ты молилась на ночь, Дездемона? – и, не дождавшись ответа, хватил ее за горло.

Зал разразился долгими, несмолкающими аплодисментами. Сема хлопал не жалея рук.

– Какая удивительная трактовка, – обратился он к сидящему рядом соседу, – сколько юмора, сарказма.

– Классика, – ответил тот, не поворачивая головы.

Сильно запахло колбасой. Сема принюхался. На последнем ряду слабо освещенного зала сидело несколько диетчиков и диабетчиков, то ли закусывали, то ли втихую поедали колбасу и прочие запрещенные продукты.

На сцену вышел долговязый мужик со скрипкой.

– Паганини! – тихо прошептал сосед и радостно захлопал в ладоши.

Скрипач поклонился и стал долго устраивать скрипку под подбородок, затем долго крутил колки, настраивая скрипку, и, наконец, ударил смычком по струнам. Скрипка жалобно заскрипела, издавая какие-то фальшивые звуки, отдаленно похожие на «Танец маленьких лебедей» Чайковского. И, действительно, после одного из мощных пассажей, из-за кулис, по очереди, выскочили шесть человек в пачках, разного роста, разной весовой категории, разных полов и, взявшись за руки, стали изображать танец маленьких лебедей. Зал притих, только слышно было жалобный стон скрипки и топот ног танцующих. Вдруг одна лебяжья тушка упала. Зал ахнул и замер. Скрипач, не выпуская скрипки, рукой смахнул набежавшую слезу и снова заиграл. Тушка стала изображать умирающего лебедя. Остальные лебедушки, горько рыдая, продолжали прерванный танец.

Зал взорвался бурными, долго несмолкающими аплодисментами и криками: – Браво, браво!

Рядом горько всхлипывал сосед.

– Птичку жалко…

На сцене погас свет. В динамиках тот же нежный женский голос сообщил:

– Уважаемый контингент, согласно графику веерного отключения электроэнергии, свет будет дан через два часа. Просьба спокойно покинуть зал и разойтись по своим номерам.

Зрители стали тихо, организованно покидать помещение, и только где-то, время от времени, раздавались непонятные реплики:

– Вы на меня наступили.

– Руки уберите.

– Ах, извините, ошибся.

– Куда лезете под юбку?

– Извините, я «Правду» ищу.

В зале непонятно почему заиграла музыка.

На выходе Сема столкнулся с маленьким человечком с большой головой, густо заросшей растительностью.

– Покорнейше прошу извинить меня, – произнесли они одновременно и раскланялись.

«Знакомое лицо, где-то я его уже видел», – подумал Сема.

В небе ярко светила растущая луна.

Высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников засыпало. В тихих коридорах потухли матовые белые лампы и вместо них, согласно распорядку, зажглись слабые голубые ночники.

Сема лежал в сладкой истоме, поглядывая то на смягченные отражения отблесков уличных фонарей на стене, то на луну, выплывающую из-за редких, пушистых, прозрачных облаков, и разговаривал сам с собой.

«Почему, собственно, я так взволновался из-за появления этих типов – загадочного иностранца со злыми разноцветными глазами и довольно учтивого и обходительного профессора из Санкт-Петербурга? К чему эти нелепые подозрения? Ну, приехали к шефу, ну а мне что до этого? Кто я ему? Да ну его в болото».

Неожиданно трезвые житейские мыслишки вытеснила музыка души. Блаженное тепло разлилось по всему телу и мозгам от фантазии о неосуществленных мечтах с тем счастьем, дарованным на Патриарших, в каком-то сказочном неземном пространстве.

Скрипнула балконная дверь от дуновения ветерка, и в комнате повеяло прохладой. Сема поднял голову и в ужасе прижался к спинке кровати. На балконе стояло не что иное, как главный египетский бог Ра с лунным диском на голове. Чудовище осторожно открыло дверь и вошло в комнату. И тут Сема узнал в нем человека, с которым час назад столкнулся на выходе из Дома культуры. Убедившись, что Сема один, посетитель приложил палец к губам и прошептал:

– Тсс! Покорнейше прошу извинить меня, я ваш сосед. Пришел засвидетельствовать свое почтение.

– Как вы сюда попали? – удивился Сема.

– Совершенно добровольно, через балкон. Только не подумайте, что я из этих… Разве я похож на слабоумного? Я главный редактор радиостанции «Эхо перестройки» и пришел сюда по велению сердца, выполняя свой профессиональный долг по защите прав трудящихся.

– А что случилось с правами трудящихся? – поинтересовался Сема.

Из коридора послышались шаги.

– Тсс, – прошептал пришелец и спрятался за портьеру.

В комнату повеяло сыростью.

– Симеон Иванович, Главврач просил узнать, как вы себя чувствуете, – спросил голос с хрипотцой. – Ничего не беспокоит?

Увидев санитарку, Сема не поверил своим глазам. Он реально, живьем увидел ту, которую недавно случайно встретил на Патриарших, о которой мечтал, с которой недавно витал в своих фантазиях. Это была она. В белом полупрозрачном халате, грешная, желанная, с прекрасными оливковыми волосами под белой шапочкой.

– Вы, вы… – у него перехватило дыхание.

– Ну и прекрасно, – она прижала пальчик к губам. – Спокойной ночи, – включила торшер с розовым абажуром, из-под которого разлился мягкий, спокойный свет. – Да, в номер рядом с вами поселился сосед, какой-то странный. Все время стучит в дверь и требует вернуть валюту за права трудящихся, – подошла, поправила портьеру, – Ну да черт с ним, отдыхайте, – и, уходя, обернулась, распахнула халат, поправила застежку на чулках, улыбнулась, блеснув зелеными огоньками в глазах, еще раз загадочно прижала пальчик к губам и, виляя пышными бедрами, удалилась.

Когда дверь захлопнулась, пришелец вышел из-за портьеры.

– Вот вам, пожалуйста, отношение к людям. Полное равнодушие, – выключил торшер. – Никакой демократии, попрание свобод и прав трудящихся.