Книга Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество, страница 137 – Виталий Шипаков

– Урус отважный воин, негоже соколу в неволе умирать. Забирай, казак, своего сотника и отправляйся в Искер.

– Может, их сопроводить, а то уланы наши шибко злы, могут растерзать неверных, – предложил один из телохранителей.

– Не растерзают, я с ними сам поеду.

– К Ермаку, никак, решил наведаться? – язвительно полюбопытствовал мурза.

– Ну ты же пил с Кольцо вино, аллахом проклятое, так отчего же мне не повидаться с атаманом.

– А не боишься, что казаки тебя в полон возьмут?

– Я теперь уж ничего не боюсь, даже твоего коварства, – усмехнулся Маметкул, направляясь к крепости.

Повидаться с Ермаком в тот день царевичу не довелось, зато он свел знакомство с есаулом Максимом Бешеным, который в скором времени спасет его лихую голову от сабли белого шайтана.

47

– Глянь, Максим, опять татары в гости к нам пожаловали, – окликнул Семка Бешененка.

– Да вижу, только не пойму, почему так мало их, – ответил тот, пристально разглядывая приближающийся к Искеру отряд ордынцев не более, чем в полсотни душ.

– То, наверное, посланники. Будут нас сейчас стращать да уговаривать без бою сдаться, – предположил Семен.

– Заряди-ка пушку, я их, сволочей, самих так пугану, что навсегда дорогу к нам забудут, – приказ есаул.

Сибирцы, видимо, почуяли неладное. За полверсты от крепости отряд остановился и только двое всадников продолжили свой путь.

– Постой, да это же Тимоха, – остановил Максим Соленого, который уже начал засыпать в орудие порох.

– И вправду Ветер, кажись, Назара раненого везет, а кто рядом с ним, никак не разберу, – растерянно промолвил Семка.

– Это Маметкул, племяш Кучумов. Я его еще в бою на мысе заприметил, – пояснил Бешененок.

– Отчаянный вожак у татарвы. Не побоялся без охраны к нам приехать, – похвалил врага Семен.

– Непонятно только вот, зачем он Тимку с собой привел.

– Чего гадать, пойдем, узнаем, – позвал – Максимка и направился к воротам.

Увидев вышедших навстречу им казаков, Тимоха чуть не выронил из рук едва живого сотника.

– Вот такие-то дела, – жалобно промолвил он и разрыдался.

– Помоги ему, а я с посланником ордынским побеседую, – распорядился Бешененок.

Как только Ветер с Семкой унесли Назара, Маметкул заносчиво изрек:

– Позови Ермака.

– Отдыхает после бою атаман, здесь я за старшего, коли надо что – проси меня, – еще более заносчиво ответил новоиспеченный есаул.

Царевич было вознамерился вспылить, но, встретив наглый взгляд раскосых черных глаз Максимки, сразу понял, что его коса нашла на очень твердый камень, а потому довольно сдержанно сказал:

– Ну ежели ты за старшего, так передай своим казакам – Маметкул вам предлагает Искер без бою сдать да убираться восвояси и обещает, что преследовать не будет.

– А для того, чтоб мы поверили, ты Назара с Тимофеем отпустил? – насмешливо спросил Максим.

– Ты что, казак, моим словам не веришь? – аж зарделся от обиды царевич.

– Не знаю даже, что ответить, тебе-то я поверил бы, пожалуй. Ты парень смелый, а храбрец коварным не бывает. Своих людей, вон, пожалел, – Бешененок указал на стоявших вдалеке телохранителей. – А это для царевичей вообще большая редкость. Только как на это все Кучум посмотрит. Опасенье я имею, что не твое последнее тут слово. Да и зачем, победу одержав, на милость побежденному сдаваться.

– Ты, видать, от грома ваших пушек совсем ума лишился, – возмутился Маметкул. – О какой победе речь ведешь? У вас бойцов и половины не осталось против прежнего, а съестных припасов – на неделю. Аль про Бегича забыл, он-то нам порассказал, что творится в крепости.

– Ну и что, Искер же мы сумели отстоять, значит, наша взяла, – возразил – Максим и, задорно подмигнув, добавил: – Да не кипятись ты понапрасну, и о том, что Лихаря с Тимохой отпустил, не сожалей, когда к Ивану в руки попадешь, тебе сие зачтется.

– Насмехаешься, казак, – с угрозою промолвил Маметкул, кладя ладонь на рукоять клинка.

– Ничуть, – невозмутимо заверил Бешененок. – Княжич обещал Кольцо тебя в Искер доставить на аркане, и то, что атамана нет в живых, для Ваньки ничего не означает. Он слов на ветер не бросает, а уж теперь-то непременно исполнит свой зарок.

Маметкул не то, чтоб испугался, но ему сделалось немного не по себе. Далее вести беседу стало не о чем.

– Выходит, не договорились, – заключил царевич. – Получается, что так, – кивнул Максимка.

Ордынский воевода уже собрался было гордо удалиться, но, глянув напоследок на уруса, неожиданно спросил:

– А ты кто будешь родом? Ликом-то не столь на московита, сколько на татарина похож.

– Моя мама крымчанкою была. Только нету на Дону ни русских, ни татар, ни литвинов с ляхами, все мы там одна семья – казаки вольные, – сказал Максим.

– Видать, поэтому и непонятные такие.

– Это чем же непонятные?

– Да тем, что чем вас больше бьешь, тем вы сильней становитесь, а от безысходности и вовсе невозможное творите, как сотни давеча.

– Уж извини, какие есть, – развел руками молодой есаул.

– Ну, стало быть, прощай, казак.

– Прощай, татарин.

Вернувшись в крепость, Бешененок первым делом поинтересовался у Соленого:

– Куда Назара отнесли?

– Атаман его к себе забрал.

– Что, шибко плох?

– Вовсе безнадежен, до утра навряд ли доживет.

Лихарь помер в тот же вечер на руках у Ермака. Перед самой смертью он спросил:

– Сейчас что, ночь иль уже утро?

– Полночь скоро.

– Это хорошо, коль новый день еще не начался. – Чего ж хорошего? – удивился атаман.

– Получается, что мой последний день стал самым главным во всей жизни, такое далеко не каждому дано, – прошептал Назар и умер тихо, без предсмертных судорог. Ермаку вначале даже показалось, будто бы он просто заснул.

48

Вопреки предположению Максима, поправлялся Княжич очень медленно. Дело было даже не в ноге, которая оказалась не сломана, а лишь выбита в колене. Разумеющий в знахарстве Семка ее вправил, да так ловко – только кости щелкнули. Обмороженные руки и лицо тоже быстро зажили, но с застуженным нутром все оказалось гораздо хуже. Две недели Ваньку била такая лихорадка, что порой впадал в беспамятство. Когда же жар пошел на убыль, начался надсадный кашель.

– Ну все, зачахну, как князь Дмитрий, – стал уже подумывать Иван. Однако снова выручил Соленый. Поняв, что дело вправду худо, он принялся поить болящего отварами из трав, собранных еще весною, да натирать барсучьим салом, и Княжичу полегчало. Но, как говорится, нет худа без добра, а добра без худа. Пока хворал, Иван почти не думал про еду, а тут почуял волчий голод.