Онлайн книга «Жажда»
|
Они рассмеялись. Улла заметила, как Лиз кивнула мужчине, который, проходя мимо их стола, вопросительно посмотрел на нее. – На самом деле я здесь второй раз меньше чем за неделю, – сказала Улла. – Вот как? В прошлый раз было так же весело? Улла покачала головой: – Нет ничего веселее, чем пойти куда-нибудь с тобой. Время идет, а ты все такая же. – Да, – сказала Лиз, склонила голову набок и изучающе посмотрела на подругу. – Но ты изменилась. – Да ну? Подурнела? – Нет, и это на самом деле немного раздражает. Но ты больше не улыбаешься. – Разве? – Ты улыбаешься, но ты не улыбаешься. Не как Улла из Манглеруда. Улла покачала головой: – Мы переехали. – Ну да, у тебя муж, дети и вилла. Но это плохая замена улыбке, Улла. Что случилось? – Да, что случилось? Она улыбнулась Лиз, отпила из бокала и огляделась. Средний возраст посетителей соответствовал их собственному, и она не увидела знакомых лиц. Манглеруд разросся, люди переезжают сюда и уезжают отсюда. Кто-то умер, кто-то просто исчез. А кто-то сидит дома. Умер и исчез. – Будет жестоко, если я угадаю? – спросила Лиз. – Давай угадывай. Рафферти закончил куплет, и Лиз пришлось кричать, чтобы заглушить заигравший в полную силу саксофон. – Микаэль Бельман из Манглеруда. Он украл твою улыбку. – Это действительно довольно жестоко, Лиз. – Да, но это правда, так ведь? Улла вновь подняла бокал с вином. – Да, наверное, правда. – Он тебе изменяет? – Лиз! – Ну, на самом деле это не такая уж тайна… – Что «не тайна»? – Что Микаэль любит женщин. Да ладно, Улла, ты же не до такой степени наивна! Улла вздохнула: – Может, и нет. Но что делают в таких ситуациях? – То, что я, – сказала Лиз, вынула бутылку белого вина из ведерка со льдом и налила им обеим. – Плати той же монетой. Твое здоровье! Улла почувствовала, что ей пора переходить на воду. – Я пыталась, но у меня не вышло. – Попробуй еще раз! – Но что хорошего это принесет? – Поймешь, когда сделаешь. Ничто не починит развалившуюся сексуальную жизнь в семье так, как плохой секс со случайным человеком. Улла рассмеялась: – Дело не в сексуальной жизни, Лиз. – А в чем тогда? – В том… что я… ревную. – Улла Сварт ревнует? Невозможно быть такой красивой и при этом ревнивой. – Но это так, – протестовала Улла. – И это причиняет дьявольскую боль! Я хочу дать ему сдачи. – Понятно, что ты должна дать ему сдачи, сестренка! Трахни его по больному месту… я хочу сказать… Вино брызнуло во все стороны, когда они обе рассмеялись. – Лиз, ты напилась! – Я пьяна и счастлива, фру супруга начальника полиции. А ты пьяна и несчастна. Позвони ему! – Позвонить Микаэлю? Сейчас? – Да не Микаэлю, дурища! Позвони тому счастливцу, кому сегодня ночью достанется то, что у тебя между ног. – Что? Нет, Лиз! – Да, давай! Звони ему сейчас! – Лиз указала пальцем на телефонный закуток. – Позвони ему из кабинки, чтобы он тебя слышал! Да, из кабинки, это очень правильно. – Правильно? – рассмеялась Улла и посмотрела на часы. Скоро ей надо ехать домой. – Почему это? – Почему? Господи, Улла! Да потому, что там Микаэль в тот раз трахнул Стину Микаэльсен! – В чем дело? – спросил Харри. Комната вокруг него кружилась. – Ромашковый чай, – сказала Катрина. – Музыка, – ответил Харри и почувствовал, как выданный ему шерстяной свитер покалывает кожу. Его собственная одежда сохла в ванной, и, хотя дверь в нее была закрыта, он улавливал сладковатый запах спирта. Значит, органы чувств действуют, а комната все-таки плывет. – «Beach House». Не слышал раньше? – Не знаю, – сказал Харри. – В этом-то и проблема. Я начал забывать. Он ощущал грубое плетение покрывала, которого хватало на всю низкую кровать шириной два метра, единственный предмет мебели в комнате, за исключением письменного стола с одним стулом и старой доброй стереоустановки, на которой стояла одинокая стеариновая свечка. Харри предположил, что и шерстяной свитер, и стереоустановка принадлежат Бьёрну Хольму. Казалось, что музыка перемещается по комнате. С Харри такое уже случалось раньше несколько раз: после того как он достигал границы алкогольного отравления и снова начинал всплывать к поверхности, он мог испытывать хорошее опьянение, словно посещал все те места, в которых побывал по дороге вниз. – Так и случается, – сказала Катрина. – Мы начинаем с того, что у нас все есть, а потом мало-помалу все теряем. Силу. Молодость. Будущее. Людей, которых любим… Харри попытался вспомнить, что Бьёрн просил его сказать Катрине, но от него это ускользало. Ракель. Олег. И когда он почувствовал, как подступают слезы, их вытеснил приступ ярости. Конечно, черт возьми, мы их теряем, всех тех, за кого мы пытаемся держаться, сама судьба пренебрегает нами, делая нас маленькими и жалкими. И когда мы плачем о тех, кого теряем, мы плачем не из сострадания, потому что нам прекрасно известно, что они наконец избавились от боли. И все равно мы плачем. Мы плачем, потому что остаемся одни. Мы плачем из сострадания к самим себе. – Ты где, Харри? Он почувствовал ее ладонь на своем лбу. Окно затрещало от внезапного порыва ветра. С улицы раздался звук удара чего-то рухнувшего на землю. Ураган. Он пришел. – Я здесь, – ответил Харри. Комната плыла. Он чувствовал тепло не только от руки, но и от всего ее тела, хотя они лежали на расстоянии полуметра друг от друга. – Я хочу умереть первым, – сказал он. – Что? – Я не хочу потерять их. Пусть они потеряют меня. Пусть они хоть раз почувствуют это. Ее смех был мягким. – Харри, ты сейчас воруешь мои реплики. – Правда? – Когда я была в больнице… – Да? – Харри закрыл глаза, когда ее рука просунулась под его шею, осторожно сжала ее и послала толчок в мозг. – Мне все время меняли диагноз. Маниакальная депрессия, пограничное расстройство, биполярное расстройство. Но во всех отчетах повторялось одно: суицидальные наклонности. |