Онлайн книга «Колыбельная для жертвы»
Из мобильника донесся голос Джейкобсона: – А теперь вот что. Это ты утверждал, что работать по старинке, от свидетеля к свидетелю, лучший способ установить контакты? И что ты выяснил? – Подождите минуту. – Выключил у телефона звук. – Ты достал что я просил? Ноэл оглянулся, понизил голос до едва слышного: – Это же, сами понимаете, промышленное качество. В смысле, это не… – Так ты достал или нет? Еще раз оглянулся вокруг. Как будто до этого не проверял. Сунул руку в карман и вытащил уголок коричневого конверта: – У вас наличка? Я отмусолил шестьдесят фунтов от того, что осталось от сотни, которую мне сунул Джейкобсон, протянул ему. Осталась пятерка и немного мелочи. Он еще раз оглянулся, сунул мне конверт. Совсем не тяжелый. Вскрыл его. У него глаза на лоб полезли. – Не делайте этого здесь! – Да, как же. Высокий уровень доверия сегодня в мои планы не входит. – На дне конверта лежали два шприца, прозрачные, с оранжевыми крышечками на иглах. Рядом с ними сложенный пополам лист бумаги, на нем текст мелким шрифтом. – Только обязательно инструкцию прочитайте, ладно? Опасная штука… В этом-то все и дело. – Сколько по времени? Пожал плечами. Еще раз оглянулся: – От массы тела зависит. Если парень большой и жирный, часа три-четыре. А если целую дозу ребенку вколоть, он никогда не проснется. – Покраснел. – Конечно, если есть такие намерения. Сами понимаете. Я сунул конверт в карман. Задумался. Нахмурился: – Кому еще ты медицинские препараты впаривал? Ноэл несколько раз раскрыл и закрыл рот. – Я… не знаю, о чем вы говорите, продавать медицинские препараты, зачем мне это нужно? Я вам услугу оказывал, потому что мы с вами старые знакомые. – Анестетики, гипотензивные средства, дезинфицирующие, шовный материал, клей хирургический? – Все что нужно, чтобы вскрыть человека и вшить ему в живот пластиковую куклу. Он замотал головой: – Нет, вы о ком-то другом думаете, я не продаю больничные препараты, я вроде посредника, хороший парень, помогающий старому другу. – Ноэл, Богом клянусь, я твою прыщавую задницу отсюда до Данди за яйца протащу. Он попятился, сунул руки в карманы, ссутулился, даже ниже ростом стал. – Я больше этим не занимаюсь, честно говорю. Может быть, было несколько лет назад, но вы тогда со мной поговорили, и я исправился. Я теперь прямой, как стрела. Совершенно, просто абсолютно честный. Я пристально посмотрел на него. Он шмыгнул носом. Еще сильнее сгорбился. – Ладно, ну, может быть, помог я кое-кому, протянул руку помощи в борьбе с непереносимой болью. Пару раз морфин, несколько пачек амитриптилина, может быть, темазепам, но у них был рассеянный склероз и все такое. Честно. Молчание. – Просто попытался стать хорошим гражданином, понимаете? Ближнему помочь. – А как насчет гипотензивных средств? Он провел языком по зубам. – Да на них особого спроса нет. Опиоиды и барбитураты, сейчас это самое любимое блюдо среди продвинутой молодежи Олдкасла… А я бы никогда и не стал, сами понимаете, примерный гражданин, помощь ближнему… Я подошел к нему достаточно близко, чтобы почувствовать запашок сигаретного дыма и горьковатого лосьона для бритья. – Хочешь, чтобы мы остались друзьями, да, Ноэл? Он покачался из стороны в сторону, еще сильнее сгорбился, посмотрел на меня, как нервная оранжевая ворона: – Мы друзья, конечно… Почему бы нам не быть друзьями? – Если хочешь, чтобы все было по-старому, тогда вот что тебе нужно будет сделать… Поговоришь со всеми своими приятелями, примерными, как и ты, гражданами, и выяснишь, кто воровал из закромов хирургические расходные материалы. А потом мне расскажешь. – Улыбнулся ему, постаравшись, чтобы улыбка вышла доброй и холодной. – И сделаешь это завтра, к этому же времени. Он стал еще меньше. – А если я не смогу? В смысле, ну, вы понимаете, я приложу максимум усилий, вне всякого сомнения, но что, если я буду спрашивать, а мне никто ничего не скажет? Моя рука опустилась ему на плечо, он вздрогнул. Моргнул. А я ему плечо сжал, нежно так: – Давай не будем это пробовать, ладно? * * * Женщина из отдела по работе с персоналом улыбнулась нам, правда, улыбка не ушла дальше ее щек. Склонилась над Элис, усаживая нас в пару кресел, обитых кожзаменителем. Кожа у нее была белая, как молоко, длинные черные волосы по бокам, а спереди челка, как будто выстриженная одним касанием ножниц. – Даррен присоединится к нам в ближайшее время, он разговаривает по телефону. – Сложила руки перед собой. – Так в чем, собственно дело? Настенные часы у нее за спиной показывали двадцать минут пятого. Все будет в порядке, если не будем рассиживаться. Я устроился поудобнее, вытянул вперед правую ногу: – Боюсь, что это касается только нас и мистера Уилкинсона. На табличке, приверченной посредине раскрытой настежь двери, написано: «МЯГКАЯ КОМНАТА ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ № 3». Лимонно-желтые стены, пара картинок в рамках, белая маркерная доска, флипчарт на подставке рядом с дверью. Низкие стулья, шесть штук, тоже обитые кожзаменителем, и кофейный столик в круглых прыщах от горячих чашек. Воняло потом и безысходностью. – Ах… – Улыбка стала слегка натянутой, вокруг глаз появились морщинки. – Боюсь, об этом не может быть и речи. В соответствии с процедурой, установленной в нашей больнице, беседы штатных сотрудников с представителями средств массовой информации, членами семей пострадавших или с полицией должны проходить в сопровождении представителей службы управления персоналом, если эти встречи проходят на нашей территории. – Махнула рукой в сторону двери. – Конечно, если вы решите задержать его и вывести с территории больницы – это ваша прерогатива. Вы собираетесь его задерживать? – Я еще не решил. Глаза над натянутой улыбкой похолодели. – Могу заверить вас, детектив-констебль Хендерсон, что Даррен является весьма ценным членом моей команды. Когда с ним произошел несчастный случай, на следующий день он пришел на работу в девять утра. Это говорит о его преданности делу. – Сложила руки на груди. – И что он сделал, по вашему предположению? Я посмотрел на нее пристально. Она покачала головой: – Он три раза был лучшим работником месяца. И это среди всех сотрудников больницы, не только моего управления. Он добросовестен, трудолюбив, и он на самом деле очень много вложил в наш производственный процесс и внутренний трудовой распорядок. |