Книга Рассекреченные архивы, страница 41 – Александр Назаркин

Официантка покраснела от смущения и попыталась робко возразить, но в этот миг в двери заведения ворвались четыре полицая вооружённые автоматами Калашникова. Взглянул на посетителей, офицер полиции решительным тоном потребовал предъявить документы.

– В-а-а-ах, – медленно протянул Сталин. Мы не преступники и паспорта у нас в порядке. Успокойся, пожалуйста, брат.

– Носорог тебе брат! – рассвирепел офицер. А документики мы сейчас проверим. Начнём с Вас, дорогой товарищ Ленин. Как я понимаю, именно Вы руководите этой бандой?

– Я, батенька, попрошу соблюдать субординацию в общении с вождём мирового пролетариата, – повысил голос Владимир Ильич, протягивая ему паспорт гражданина Российской Федерации. Или Вас вежливости не учат?

– Учат, учат! – язвительно ответил офицер, раскрыв паспорт. Перелистав страницы, он протянул его своему коллеге и произнёс:

– Полюбуйтесь сержант. По паспорту ему больше ста тридцати лет, а он неплохо сохранился. Прямо мальчик-зайчик. Извольте Вы, товарищ Сталин, показать документы.

Иосиф Виссарионович протянул ему паспорт и гневно осведомился:

– Уж не думаете ли Вы усомниться в подлинности наших документов?

– Именно это мы и думаем, – ответил офицер, изучая паспорт. А вы, парни, держите их на прицеле, – обратился он к автоматчикам. И козла тоже!

– Это неслыханная наглость! – завопил Оливий возмущённым тоном. Дважды за день меня обзывают козлом. Позвольте, товарищ Ленин, наказать зарвавшегося мерзавца. У меня от злости чешутся копыта. За козла он мне ответит!

– Успокойтесь, батенька Оливий, – улыбаясь, произнёс Ильич. Товарищ что-то недопонял. Сейчас он во всём разберётся и принесёт свои искренние извинения. Верно, товарищ?

– Да всё я понял! – повысил голос взбешённый полицейский. Не надо морочить мне голову, скрываясь под козлиной маской. А ну-ка покажи мне свою истинную физиономию.

Схватив Оливия за бороду, он что есть сил, дёрнул её вниз. Борода осталась на месте, а глаза козла налились кровью от ярости. Не торопясь, Оливий снял пенсне, осушил одним махом стакан водки и нанёс «пушечный» удар копытом по ненавистной физиономии. Оторвавшись от пола, словно пушинка, офицер совершил стремительный полёт в направлении барной стойки, по пути сокрушая мебель. Повалившись на обломки стульев, он помотал головой, выхватил пистолет и завопил на подчинённых:

– А вы что застыли как изваяния? Козлы бздливые мать вашу! Стреляйте в него, убейте паршивую скотину! Мочите этих гадов, мать вашу!

Направив пистолет на обидчика, он выстрелил. Послышался грохот, а из ствола разлетелись разноцветные конфетти, наполняя зал атмосферой праздника. Офицер расстрелял всю обойму, но из ствола не вылетело ничего кроме разноцветных бумажек. Вслед за выстрелами пистолета раздался треск автоматов, и фонтаны конфетти завалили пол. Рядовой полицейский нервно тряс рацией, вызывая подмогу, а другие, расстреляв обоймы, тупо хлопали глазами.

– Маскарад закончен, – подвёл итог конфликта Ленин, достав из-под стола гранатомёт и взяв ментов на прицел. Теперь стрелять буду я. Приказываю всем встать к стене.

Ильич указал место, и полицейские молча повиновались.

– И ты, брат, присоединяйся, – приказал Сталин хозяину ресторана. Не стесняйся, братишка, вставай, пожалуйста, к стенке!

Взглянув на бледных перепуганных охранников, он произнёс:

– А вас я отпускаю, убирайтесь к дьяволу!

Охранники медленно двинулись к выходу, испуганно озираясь по сторонам.

– Бегом! – повысил голос Иосиф Виссарионович, багровея от злости.

Охранники метнулись к выходу, будто их преследовал легион нечистой силы, в долю секунды растворившись во времени и пространстве.

– Товарищ Сталин отпустите меня, пожалуйста! – заискивающим тоном запричитал хозяин заведения. У меня семья – пять маленьких детишек, родители больные, а человек я добрый и бесхитростный. Что я Вам плохого сделал? Ну, отпустите!

– У него действительно пять детей и больные родители? – поинтересовался Сталин, обратившись к Оливию.

– Врёт! – констатировал тот. Родители здоровые, а жены и детей вообще нет. Есть три любовницы в Москве и невеста на Кавказе, которой он изменяет направо и налево.

– Вот видишь дорогой землячок, – ехидным тоном протянул Сталин. Нам всё о тебе известно. Становись к стенке по-хорошему, мы будем тебя немножко расстреливать. Глядишь, повезёт, скончаешься быстро и без мучений.

– Не убивай его, Виссарионович, – проблеял Оливий. Разреши мне его кастрировать, чтобы дамам головы не морочил, а потом делай с ним что хочешь.

В его копыте блеснул скальпель. Ловким прыжком он достиг хозяина и сбил его с ног ударом рогов.

– Отпустите меня, пожалуйста! – взмолился хозяин, ползая на коленях. Я отдам вам свой бизнес, всё для вас сделаю, заберите мою душу только отпустите! Я обещаю исправиться, жениться и стать самым честным человеком на свете! Поверьте мне, не убивайте, умоляю!

Он стоял на коленях и плакал. Его брюки намокли, а внизу образовалась зловонная лужа.

Приблизившись к нему, Сталин взглянул сверху вниз, подумал и произнёс:

– Пёс с тобой, живи гнида. Пусть Бог тебя наказывает. А твоя гнилая душа мне не нужна, от неё за версту воняет использованной туалетной бумагой.

– Спасибо, товарищ Сталин! Спасибо, Владимир Ильич! И Вам, уважаемый, спасибо! – поблагодарил хозяин, заискивающе глядя в глаза Оливию. Вовек не забуду доброты вашей!

– Заткнись, хватит причитать, – Ленин подошёл к нему и пнул ногой в живот. Хозяин повалился на пол и тяжело дыша, забился под стол.

– Астарот*, что с мусорами делать будем? – поинтересовался Сталин, обращаясь к Ленину.

Направив ствол гранатомёта на перепуганных полицейских, вождь мирового пролетариата сощурился в лукавой улыбке и ответил:

– Я скажу тебе так, Верен*, – они покушались на наши жизни, поэтому я расстреляю их. Пусть оборотни в погонах даже не мечтают о пощаде.

– Астарот, а можно мне по ним пальнуть? – заблеял Оливий, обращаясь к Ленину. Я не промажу, честное пролетарское слово!

– Если Вы, батенька, не промахнётесь, то милости просим, – предложил Ильич, передавая ему оружие.

Надев пенсне, козёл принял гранатомёт. Направив ствол на ментов, он прицелился и гневно произнёс:

– Признавайтесь, кто обозвал меня паршивой скотиной? Колитесь козлы!

Стражи порядка обречённо молчали, тревожно поглядывая на ствол гранатомёта.

– Не желаете признаваться? Хорошо, – разозлился Оливий, нажимая на спусковой курок. Теперь всю жизнь будете вонять, ни один шампунь не отмоет.

Прогремел выстрел и полицаев с ног до головы обдал фонтан зловонных жидких фекалий. Они стояли, прижавшись к стене, и благодарили судьбу за то, что из ствола не вылетела боевая граната.