Книга Афганский караван. Земля, где едят и воюют, страница 39 – Идрис Шах

Султан, идя от дома к дому, от лавки к лавке, от гостиницы к гостинице, от мечети к мечети, всюду спрашивал, кто знает что-либо о пропавшей танцовщице.

Наконец ему попалась женщина, которая давно искала свою исчезнувшую дочь. Приведя ее во дворец, султан показал ей кольца и кисть руки, и она разрыдалась, сразу их узнав.

Тогда Мубарак-шах послал отряд стражников за своим родичем. Те застали его посреди попойки в компании бражников.

Перед лицом улик он сознался, что убил танцовщицу в приступе ярости, когда она отказалась отдаться ему. Ее тело, сказал он, похоронили в пересохшем колодце около его дома.

– Ты погубил невинную! – вскричал султан. – За горе ее семьи и позор, который ты навлек на наш род, ты заслуживаешь жесточайшей кары!

Тот взмолился:

– Великий господин! Я твой родич, твоя плоть и кровь, а она была жалкая плясунья!

Султан пришел в такую ярость, что приказал посадить преступника в темницу, пока его монарший гнев не умерится. Наутро, послав за убийцей, Мубарак-шах сказал:

– Все твое имущество, сколь бы велико и обширно оно ни было, переходит к этой несчастной, поруганной семье. Что же касается нашего семейного бесчестья, мы можем только уповать на ее милосердие.

После чего убийцу по приказу властителя-сыщика отвели обратно к его дому и там повесили.

Эмиру Афганистана, прибывшему в Индию с визитом в 1907 году, устроили торжественную встречу Британские оркестры должны были играть афганский национальный гимн.

Верховному главнокомандующему генералу Китченеру доложили, что капельмейстеры в смятении: никто не смог разузнать мелодию.

Армейский ум генерала, привыкший к принятию быстрых решений, выдал следующее: «Сыграйте несколько тактов чего-нибудь массивного, торжественного и медленного, и хватит с него».

В результате афганского монарха встретили маршем из старой немецкой оперы, который играли затем во всех крупных индийских городах, которые он посещал.

«Музыка имела такой успех, – писала газета „Нью-Йорк Таймс“ 7 июня 1916 года, – что газеты Бомбея, Мадраса и других городов, где побывал эмир, печатали колонки о „диковинно красивой мелодии афганского национального гимна“».

В официальном дневнике, который вела афганская сторона, читаем: «Английские франки питают пристрастие к одному мотиву, который по малейшему поводу исполняют музыканты, усвоившие стиль и манеру старинных турецких военных оркестров. Эти звуки больше всего напоминают крик верблюдицы. Франки то и дело интересуются, понравилась ли нам музыка, напрашиваясь на похвалу».

Даже те, кто уже слыхал о бузкаши, зачастую просто не могут поверить своим глазам, когда это случается. «Случается» – пожалуй, самое подходящее слово: хотя лошади доведены до пика формы, а всадники знакомы с мельчайшими тонкостями игры, случайностям тут нет конца и края. Игра бузкаши, что означает «схватить козла», существует, не поддаваясь краткому описанию, много веков.

Когда англичанин пишет о чем-либо, результат довольно редко оказывается несвязным; порой, однако, он не может произвести на свет ничего лучшего, нежели вялое сравнение типа «конного регби». Один англичанин, посмотрев матч бузкаши, сыгранный в присутствии афганского короля Надир-шаха (1929–1933), написал в своем выверенно-сдержанном отчете:

Если он и преувеличил, то совсем немного. Игровое поле для бузкаши – долина протяженностью от двух до четырех миль посреди суровых гор; с каждой стороны в игре, которую любой, кто ее видел, согласится назвать самой буйной на свете, участвует до двухсот всадников, причем все они, как и их кони, закаленные ветераны.

«Цель» игры для обеих команд одна: тушу теленка (она и есть тот самый «козел»; козлиных туш, по крайней мере в наши дни, не используют) нужно обнести вокруг шестов на дальнем краю поля и вернуть на место, где она лежала вначале.

Кто принес этот «мяч» обратно, тот «забил гол». Это кахраман – герой, чемпион.

Порой борьба оказывается такой ожесточенной, что игра заканчивается без единого «гола».

Начальная точка – неглубокая яма, в которую кладут тушу теленка без головы и конечностей. Часто она весит не менее шести афганских сиров, то есть около ста десяти фунтов.

Вокруг этой ямы противоборствующие команды выстраивают своих всадников. В Баграме к северу от Кабула каждая команда из трех, участвующих в матче, обычно состоит всего из пятнадцати – двадцати человек.

На дальней стороне поля, примерно в полутора километрах от ямы, стоят три флагштока. По сигналу начала игры всадники начинают бороться за тушу; тот, кому удается ее схватить, скачет стремительным галопом к флагштокам, чтобы обогнуть их и вернуться обратно.

За ним, конечно, идет бешеная погоня. Каждый старается перехватить «мяч».

Лишь если выучка и физическая форма как у всадника, так и у лошади наилучшие из возможных, у них есть отличные от нуля шансы. В эту игру не играют просто так, забавы ради; чтобы добиться хоть какого-то результата, и человек, и животное должны быть достойны победы.

На того, кто держит тушу, обрушивается лавина игроков. «Мяч» переходит из рук в руки, снова и снова образуется подобие регбийной «схватки».

Время от времени кому-то удается завладеть обмазанной жиром тушей, и тогда он несется неистовым галопом, стараясь не выронить скользкий трофей, в то время как товарищи по команде пытаются задержать погоню, а соперники – прорвать защитные порядки. В ход идут утяжеленные хлысты, но животным опасаться нечего: любой, кто ударит лошадь, будет дисквалифицирован всадниками-судьями, в которых нет недостатка. Англичанин пишет:

Само игровое поле, по словам англичанина, может представлять собой сильно пересеченную горную местность.

Соревнующиеся имеют на вооружении множество тщательно отработанных приемов. В игре участвуют лошади двух типов: тяжеловесы таранят толпу и в тесноте могут в нужный момент встать на дыбы, позволяя всаднику схватить добычу и перекинуть ее «форварду», сидящему на более легкой и быстрой лошади. Соперники, разумеется, не дремлют и стремятся перехватить брошенный «мяч».