Онлайн книга «Немезида»
– Нам бы хотелось знать, не был ли ты удивлен, услышав, что Гуннеруд направил оружие на полицейского, исходя из своего впечатления о нем во время вашего краткого рандеву? Харри вспомнил, о чем подумал, увидев Гуннеруда в подъезде. Пацан, боящийся, что его сейчас снова побьют. Но никак не хладнокровный убийца. Харри встретил взгляд судьи и ответил: – Нет. Вальдерхауг снял очки: – Но ведь когда Гуннеруд увидел тебя, он не полез за оружием, а предпочел убежать. Почему же, по-твоему, встретив Волера, он изменил тактику? – Не знаю, – ответил Харри. – Меня там не было. – То есть ты не считаешь, что это странно? – Считаю. – Но ты ведь только что сказал, что не удивился. Харри слегка откинулся на спинку стула: – Я уже долгое время служу в полиции, господин судья. И меня больше не удивляет, что люди совершают странные поступки. Даже убийцы. Вальдерхауг снова надел очки, и Харри показалось, что на его морщинистом лице промелькнула легкая улыбка. Ула Лунде кашлянул: – Как тебе известно, старший инспектор Том Волер был на короткий период отстранен от исполнения служебных обязанностей в связи с закончившимся подобным же образом задержанием молодого неонациста. – Сверре Ульсена, – пояснил Харри. – В тот раз Служба внутренней безопасности не нашла оснований рекомендовать прокурору города возбудить уголовное дело. – Вы всего неделю работали, – сказал Харри. Ула Лунде вопросительно посмотрел на Вальдерхауга. Тот кивнул. – Так или иначе, – продолжил Лунде, – мы, разумеется, находим поразительным факт, что тот же человек вновь оказался в той же ситуации. Нам известно, что в полицейском корпусе силен дух корпоративной солидарности и сотрудникам неприятно ставить коллег в неловкое положение… э-э… как бы это… – Заложив их, – подсказал Харри. – Что-что? – По-моему, ты слово «заложить» подыскивал. Лунде снова обменялся взглядами с Вальдерхаугом: – Я знаю, что имею в виду, но мы предпочитаем называть это «сообщать важную информацию», чтобы правила игры соблюдались. Ты не согласен, Харри? Передние ножки стула, на котором сидел Харри, со стуком опустились на пол. – Да в общем-то да. Просто я в терминах не так силен, как ты. Вальдерхауг уже больше не мог скрывать улыбку. – Не слишком в этом уверен, Холе, – сказал Лунде, у которого на губах тоже появилась улыбка. – Хорошо, что ты согласен со мной, и раз уж ты много лет работал вместе с Волером, мы исходим из того, что ты хорошо знаешь его характер. Сотрудники, с которыми мы уже беседовали, отмечали бескомпромиссный стиль обращения Волера с уголовниками, а порой и не только с ними. Разве Том Волер настолько безрассуден, чтобы вдруг застрелить Альфа Гуннеруда? Харри долго смотрел в окно. За снежной пеленой лишь угадывались контуры Экебергского кряжа. Но он знал, что кряж на месте. Сидя за столом в кабинете Управления, он годами наблюдал его там, и он навсегда там останется, зеленый летом, черно-белый зимой. Его не сдвинуть с места, он навсегда пребудет там, и это просто факт. А самое замечательное в фактах то, что можно не думать, желательны они или нет. – Нет, – сказал Харри, – Том Волер не настолько безрассуден, чтобы вдруг застрелить Альфа Гуннеруда. И если кто-то из членов комиссии обратил внимание, что Харри чуточку выделил слово «безрассуден», никто, во всяком случае, ничего не сказал. Когда Харри вышел в коридор, со стула возле двери поднялся Вебер. – Пожалте следующий, – сказал Харри. – Это что там у тебя? Вебер поднял пластиковый пакет: – Пистолет Гуннеруда. Ладно, пойду, хочу поскорее отделаться. – Мм, – Харри выудил из пачки сигарету, – необычная пушка. – Израильская, – пояснил Вебер. – «Иерихон-941». Харри все смотрел на закрывшуюся за Вебером дверь, пока проходивший мимо Мёллер не обратил его внимание на то, что он стоит с незажженной сигаретой во рту. В убойном отделе было непривычно тихо. Сыщики и следователи поначалу шутили, что Забойщик впал в зимнюю спячку, а теперь – что дал себя убить и тайно похоронить, чтобы стать вечной легендой. Снег покрывал городские крыши, сползал и снова засыпал их, а трубы спокойно дымили. Отделы по раскрытию убийств, грабежей и сексуальных преступлений устроили совместную встречу Рождества в столовой. Бьярне Мёллер, Беата Лённ и Халворсен оказались соседями по столу. Между ними стоял незанятый стул и тарелка с карточкой на имя Харри. – Где он? – спросил Мёллер и налил вина в бокал Беаты. – Разыскивает одного из приятелей Сверре Ульсена, который, по его словам, видел Ульсена с каким-то типом в ночь убийства, – ответил Халворсен, пытаясь открыть бутылку пива одноразовой зажигалкой. – Ужас какой, – сказал Мёллер. – Передай ему, что он до смерти доработается. Уж на рождественскую-то вечеринку можно было выкроить время, несмотря ни на что. – Скажи ему об этом сам, – возразил Халворсен. – А может, он просто не захотел прийти, – предположила Беата. Мужчины посмотрели на нее и улыбнулись. – А что тут такого? – рассмеялась Беата. – Вы думаете, я Харри не знаю? Они выпили. С уст Халворсена не сходила улыбка. Он смотрел на Беату. Что-то – он не мог сказать, что именно, – но что-то изменилось в ее облике. В последний раз он видел ее в конференц-зале. Но тогда не заметил этой живинки у нее в глазах. А какие у нее сейчас яркие губы. Какая осанка. – Харри подобным мероприятиям тюрьму предпочитает, – сказал Мёллер и поведал, как Линда из приемной СПБ вытащила Харри танцевать. Беата смеялась до слез. Потом повернулась к Халворсену и склонила голову набок: – А что ты все смотришь, Халворсен? Халворсен почувствовал, как у него зарделись щеки, и только успел, запинаясь, произнести невпопад «да нет», как Беата с Мёллером снова расхохотались. Позже вечером он набрался мужества и решился пригласить ее на танец. Мёллер остался в одиночестве, пока на место Беаты не плюхнулся Иварссон. Он был пьян и гнусавым голосом стал рассказывать, как однажды в ужасе прятался за машиной, стоявшей перед филиалом банка в Рюене. – Это было давно, Руне, – утешил его Мёллер. – Ты был новичок. Да и в любом случае ничего не мог сделать. Иварссон откинул голову и долго смотрел на Мёллера. Потом он поднялся и ушел, а Мёллер подумал, насколько Иварссон на самом деле одинок, но сам этого не осознает. Когда диджеи Ли и Ли закончили играть «Purple Rain», Беата и Халворсен столкнулись с одной из танцующих пар, и Халворсен почувствовал, как Беата оцепенела. Он посмотрел на танцующего. |