Онлайн книга «Алло! Северное сияние? (сборник)»
|
– У Вас очень большая боль на лице. – У меня осталось лицо? – удивился Шахов. – У Вас остались живые, одетые в грусть, глаза, – сказала она. – Интересное сравнение, – заметил Шахов, профессионально занимавшийся лет двадцать поэзией, занимавший на тот период общественный пост председателя городского литературного объединения, – одетые в грусть глаза… – повторил он задумчиво. Глянул на девчонку внимательно, словно вспомнить хотел, где мог видеть? Не вспомнил, потому сказал так: – Когда человеку без разницы – что сегодня, что завтра, когда человеку нет смысла искать в жизни стержень, когда помощи уже ждать неоткуда, когда заканчивается энергия жизни… – Когда человек не хочет бороться, то никто его заставить не сможет, – вдруг перебила его пафосную речь Аида, – когда человек сдаётся перед жизнью сам и упоительно рассказывает об этом всему окружающему миру, помогать ему бессмысленно. Когда человек находит удовольствие в занятиях самоуничтожением… – Да что ты знаешь про моё самоуничтожение?! – вдруг заорал Шахов ей в лицо. Он крикнул и был тут же очень удивлён, что Аида не отшатнулась от страха, а просто выслушала этот бабский вопль. Они стояли уже возле подъезда Шахова. Жил Лёшка на пятом этаже… Он схватил девчонку за шиворот, и так, держа её за шиворот, словно боялся, что сбежит, затащил к себе на пятый этаж. То есть протащил по всем лестничным пролётам за шиворот, и девчонка не издала ни звука. Так двери открыл, так в квартиру затащил. Аида молчала. В прихожей он её отпустил, сказал: – Ботинки сними, вчера полы мыл. – Конечно, – тихо согласилась она и стала разуваться. – Проходи на кухню, будем пить водку, – приказал Шахов. – Конечно, – вновь согласилась она и прошла в кухню. – Куртку сними! – крикнул Лёшка, – Не в пивнухе! – Конечно, – согласилась она, быстро стащила куртку и повесила ее на ручку двери в кухне. Зашёл Лёшка, бухнул бутылкой водки о стол, выбросил на стол рядом какую-то закуску, сплошь из неплохих консервов, налил сначала себе водки с полстакана, выпил, Аиде даже не предлагал, потом глянул на девчонку и задал вопрос до того нервным, истощённым голосом, что она и ответить не смогла: – Что ты знаешь про моё самоуничтожение? Что ты знаешь про мою борьбу в жизни?.. Что?! Сядь! Аида без слов села за стол напротив Лёшки, руки сложила на коленях. Молчала. Слушала. Как-то странно было смотреть на эту девушку, появившуюся в жизни Лёшки из ниоткуда, странно было смотреть, что она совершенно его не боялась. Лёшка выпил ещё немного водки, закусил очень нахально, что называется, в лицо, малосольным огурцом, яростно им хрустя, смотрел на гостью свою, большее похожую на пленницу, с превосходством борова над козой. Наконец в голову пришла одна-единственная, верная и правильная мысль: «А она ведь ровно в два раза младше меня? Почему же я не знаю, что делать? А что мне знать? За неё… как говорится – год за килограмм! Малолетка. Малолетка, а всё туда же – учить дядю, у которого уже свои дети. Все они, малолетки, такие – чуть попробуют на чердаке сексу, и давай строить из себя взрослых! Показывать, как жить надо, хоть, как жить надо, не то что не знают, а вообще понятия не имеют». – Ну и что вот ты пришла? – спросил он требовательно. – Да я не приходила, – сказала Аида, – Вы меня сюда затащили… за шиворот… не помните? Говорила она так, как могут говорить девчонки, которым если не понравилось такое обращение, то они его, по крайней мере, понимают. – Ну и что вот я тебя сюда затащил? – переспросил Лёшка. – Я не знаю, – пожала она скромно плечами, – Вам, наверное, не хватает человеческого общения? – Откуда ты знаешь? Что ты вообще можешь знать про моё общение? Может, я просто ни с кем общаться не хочу? – А меня для чего затащили? – А понравилась! Тебе восемнадцать есть? – Нет, мне шестнадцать, – ответила она спокойно, – если вы про ответственность за вхождение со мной в интимные отношения, то при моём согласии мне всё равно что восемнадцать. – Не понял, – помотал полупьяной головой Лёшка. – Сейчас девушкам разрешено по согласию входить в интимные отношения с шестнадцати лет. Закон Российской Федерации. Лёшка обомлел. Долго, внимательно смотрел ровно в голубые глаза девушки, потом спросил тихо, осторожно, запинаясь: – И-и… часто ты… так вот… входишь? – Нет, – ответила она, – не вхожу. – Девственница, – хотел посмеяться он. – Девственница, – серьёзно ответила она. – Не было никого? – Не было. – Тебе повезло, – вдруг обозлился Лёшка. – В чём? – Я однолюб! Потому у меня в жизни была только моя жена, поэтому у меня один ребёнок… Поняла теперь? – В этом трагедия? – В этом смысл моей жизни – любить одну. Иметь одного ребёнка. Любить его. Всё для них… а эта!.. – было похоже, что злоба сознание поглотила, и он остался сам на сам, – С-сука! Сука поганая! Всё продала! – он поднял глаза, увидел, что не один, увидел перед собой Аиду, спросил злобно: – Да вы все такие? Правильно? Никуда не годные, кроме как в постель к кабану!.. Вырастешь, вот такая же станешь! – А мы обо мне говорим? – спросила она смиренно. – Слушай, – вдруг очнулся Лёшка, налил себе немного водки, выпил и спросил, – а я не понял, ты откуда узнала? Кто наболтал? Ну?.. В театре? – Разве это важно? – спросила она негромко. – А что важно? – Важно человеком остаться. – А я кто, по-твоему? – Не знаю. В театре Вы были похожи на человека, а сейчас… Шахов быстро поднялся, подошёл к зеркалу в прихожей, глянул, высказался: – Ну и что? Просто нетрезв. Просто нетрезв! Тебе я нравиться не собираюсь! Так что, особенно не того… – Вы ведь, правда, стихи пишете? – Да-с!.. – И в литобъединении председатель? – Точно-с! – Возьмите себя в руки! – Руки боюсь запачкать-с! Аида первый раз за всё время рассмеялась. Смех ее был хоть и тих, и скромен, но задирист и откровенен. Лёшка глянул на девчонку в эту секунду и что-то ему в ней понравилось. Ему первый раз что-то понравилось в другой женщине!.. О, боже, какой женщине? Девчонке!.. Аида остановилась столь же внезапно, как и рассмеялась. Остановилась, глаза смеялись, лицо было серьёзным. Она смотрела на Шахова, пожиравшего консервы, глаза её стали сжиматься, и, где-то очень глубоко, вместо вроде бы положенного отвращения, у девушки появилась боль. Она с сожалением сказала: |