Книга Путешественник из ниоткуда, страница 12 – Валерия Вербинина

– Ишь лопочет-то, – проворчал кучер и вздохнул так громко, что лошадь пошла в два раза быстрее. – Навязалась, прости господи, на мою голову... Вы бы, барин, с ней поосторожнее, а то эти хранцуженки, известное дело... Привяжутся – потом не отвяжутся.

– Ты за дорогой лучше следи, – заметил я. – На следующей развилке направо и до самой церкви.

– L’église? [22] – встрепенулась Изабель. – Зачем вам церковь? Ви женитесь?

И она с любопытством взглянула мне в глаза. Пришлось объяснить, что я не женюсь, а в церковь мне нужно заглянуть исключительно по службе.

– А, ви расследовать какой-то дело... Значит, жена у вас уже есть?

Я ответил, что не женат.

– Ну ви, мужчины, всегда так говорить, – заявила мадемуазель Плесси и выразительно повела плечиком. Кучер фыркнул. – Кстати, как поживает ваш голова? Мне ужасно совестно, что я вас стукнуть.

Я заверил ее, что моя голова поживает хорошо, но мои слова не убедили мадемуазель Плесси. Она мгновенно вспомнила о дяде Гийоме, который умер, ударившись головой. Впрочем, оговорилась она, он сначала упал с крыши, после чего его переехала телега. Я ответил, что покамест не собираюсь падать с крыши, но мадемуазель Плесси, похоже, решила всерьез озаботиться моим здоровьем. Несмотря на протесты, она выудила откуда-то изящный шелковый шарф и сделала попытку перевязать им мою голову. Мне стоило больших трудов отказаться от ее любезности, о чем я сразу же пожалел – такое обиженное лицо сделалось у моей спутницы. Похоже, она и впрямь была женщиной доброй и участливой, только, как обыкновенно пишут в романах, без царя в голове. Намерения у нее всегда были самые лучшие, но она бралась за их осуществление с таким жаром, с такой поспешностью, что это поневоле вызывало смех. Даже кучер покосился на меня с жалостью.

– Вы лучше соглашайтесь, – посоветовал он мне, поворачивая к церкви. – Такая баба, что ежели ей что в башку втемяшится, так ничем потом не выбьешь.

– Qu’est-ce qu’il dit? [23] – встрепенулась мадемуазель Плесси.

Не отвечая ей, я в довольно неучтивых выражениях посоветовал кучеру заниматься своим делом. Аркадий презрительно хмыкнул и во всю дорогу более не промолвил ни слова. От шарфа в качестве перевязочного средства мне в конце концов удалось отвертеться, но мадемуазель Плесси горела таким желанием сделать хоть что-нибудь для меня (неважно что)! Поневоле пришлось пойти на попятный. Я сказал ей, что очень люблю читать и буду весьма ей обязан, если она даст мне несколько новинок из своего чемодана.

– Ах, ну конечно же! – вскричала Изабель и кинулась к своему чемодану с таким видом, словно была готова отдать мне его вместе с содержимым, но тут кучер натянул вожжи, экипаж остановился, и нас с француженкой отбросило к стенке. Она охнула и схватилась за затылок.

– Осторожнее с лошадьми, любезнейший! – крикнул я кучеру, соскакивая на землю. – Так и ушибить седоков можно.

Аркадий угрюмо поглядел на меня и отвернулся. Он поудобнее перехватил вожжи, но тут дверца кареты распахнулась, и Изабель выпала наружу – я говорю, выпала, потому что ногой она задела за что-то внутри кареты и едва не полетела на землю. Я еле успел подхватить ее, и на мгновение она оказалась в моих объятиях. Кажется, мы оба смутились. Я разжал руки и отпустил ее. Аркадий, наблюдая эту сцену, только иронически хмыкнул.

– Je veux prendre un peu d’air [24] , – сказала Изабель, поправляя волосы.

В сущности, я не имел права ей воспрепятствовать. Так вдвоем, бок о бок мы зашагали к церкви.

Я нашел отца Степана неподалеку от церкви. Внешность священника описать и легко, и сложно: обыкновенного вида человек, не высокий, но и не приземистый, не худой и, однако же, не дородный. Глаза у него серые, внимательные. Еще водится за ним привычка в задумчивости почесывать бороду, которая доходит ему почти до груди. Он как две капли воды похож на десятки других священников, которые мне встречались, и я думаю, и в самом деле мало чем от них отличается. Не мешкая, я изложил ему суть дела и спросил, видел ли он вчера Старикова.

– Да, он был вчера здесь, – подтвердил отец Степан. – И на кладбище, как он и говорил... – Священник нахмурился. – Должен вам признаться, господин Марсильяк, – после небольшой заминки продолжал он, – что обыкновенно посещения Ильи Ефимыча доставляют мало радости, потому что... ну, да вы сами все про него знаете. Но вчера он был совершенно трезв, чисто одет и... Словом, то, в чем его обвиняют, сильно меня удивляет.

– Обвиняю, собственно, не я, а Анна Львовна Веневитинова, – отозвался я. – Значит, по-вашему, он не мог убить собаку?

– Нет-нет, – поспешно ответил отец Степан. – Он был, знаете ли, в таком настроении... просветленном, что ли... много молился, плакал у могилы.

– Вы не помните, когда именно он ушел?

Отец Степан немного подумал.

– Точно не помню, но, наверное, около одиннадцати. Да, где-то так.

– Вы не видели, какой дорогой он возвращался?

– Короткой. Той, которая ведет через лес.

Пока мы беседовали, мадемуазель Плесси стояла в нескольких шагах от нас, с любопытством поглядывая на церковь, над которой кружили вороны, и на лицо отца Степана. Священник кашлянул.

– А что за особа с вами? – спросил он.

Я вкратце объяснил ему, в чем дело.

– Да, неисповедимы пути господни, – вздохнул он, узнав о неожиданно свалившемся на мадемуазель Плесси богатстве. Сам отец Степан не мог похвастаться особым достатком. – Могу ли я спросить у вас, что вы намерены предпринять теперь?

– Вы имеете в виду Старикова? Я хотел бы уговорить Веневитиновых отозвать свою жалобу. Лично мое мнение таково, что он ни в чем не виноват, но, я полагаю, убедить их будет довольно трудно.

– Что ж, бог в помощь, – отозвался священник.

Я попрощался с ним, и мы вместе с Изабель двинулись обратно к экипажу.

– Это он убить? – поинтересовалась мадемуазель Плесси.

Я едва не споткнулся на ровном месте.

– Простите?

– Вы говориль о какой-то убийство. Он?

– Что вас заставило думать, что...

– Я читаль роман, – победно объявила мадемуазель Плесси. – «Le mystère de la chambre rouge» [25] . И там преступник быль священник.

– Ах, вот вы о чем! – Я с облегчением рассмеялся. – Ну так то в романах. В жизни все гораздо прозаичнее.

– А кто есть убит? Я так и не поняль, – сказала она, робко заглядывая мне в глаза.