Книга Почерк судьбы, страница 33 – Шарлотта Лукас

К ним подошел приветливо улыбающийся официант.

– Buona sera! ^[24] Меня зовут Риккардо.

Ого, к ним вышел сам шеф!

– Добрый вечер! – хором ответили они.

– Вы заказывали столик? – спросил он.

– Да, – кивнул Симон. – На фамилию Кламм.

– Пожалуйста, пройдите за мной, – произнес Риккардо; он не напрягся, не улыбнулся и вообще не проявил никакой реакции, когда услышал фамилию Симона.

Такое случалось редко, большинство не упускало возможности отпустить шутку, когда Симон представлялся. Ханна восприняла это как добрый знак – знак того, что вечер будет чудесным, ведь шутки вроде: «Кламм? ^[25] Ну, тогда вам лучше через кассу предварительной оплаты, хо-хо-хо» – вызывали как у нее, так и у Симона лишь зевоту. Судя по акценту, мужчина был иностранцем и наверняка не обратил внимания на значение этой фамилии. Но, какова бы ни была причина, это был добрый знак!

Официант провел их мимо шести занятых столиков в дальнюю часть помещения, где отодвинул штору, и они увидели уютный столик.

– О! – воскликнула Ханна.

Маленький столик был сервирован на две персоны. Натертые до блеска бокалы для вина и шампанского переливались в свете трех свечей в серебряном подсвечнике. Столовые приборы тоже были из серебра, накрахмаленная скатерть – из белой камчатной ткани, тканевые салфетки – в тон единственной темно-красной розе на длинной ножке, которая лежала на одной из двух хлебных фарфоровых тарелок.

– Ты уверен, что не собираешься отметить со мной зачисление на новую работу? – спросила Ханна, растерянно глядя на Симона. – Признайся честно, ты ведь теперь главный редактор журнала «Шпигель»?

– К сожалению, нет, – ответил Симон, криво усмехнувшись. – Тут нечто иное.

– Ты меня заинтриговал. Очень!

Если у Ханны раньше и были некоторые сомнения относительно справедливости предположений Лизы, то теперь, при виде этой романтической обстановки, они, к несказанной радости девушки, развеялись. Речь могла идти лишь о предложении руки и сердца, и ни о чем ином. А если она ошибалась, то со стороны Симона это была бы весьма неудачная шутка!

– Signora?

Риккардо немного отодвинул ближайший к розе стул, чтобы Ханна могла сесть.

– Синьорина, – поправила она его и, кокетливо улыбнувшись, уселась.

Может, это выглядело глупо, но она не могла удержаться и по-заговорщицки подмигнула Симону. Казалось, он не понял ее намека и даже удивился.

Более того, когда он сел на пододвинутый официантом стул, то выглядел пугающе серьезным, лицо его было напряженным, и на нем не отражались никакие эмоции. Ханна решила, что больше не будет шутить, поскольку Симон, судя по всему, очень нервничал. Конечно, его можно было понять: предложение руки и сердца делается не каждый день.

– Шампанского? – спросил Риккардо и взял бутылку, звякнув ею о ведерко со льдом.

– Спасибо, охотно! – ответила Ханна и протянула ему бокал, но, заметив удивленный взгляд официанта, тут же виновато опустила глаза и поставила его на место. Очевидно, здесь так не поступали, это были «замашки пивнушки». В таком элегантном ресторане это не приветствовалось.

Риккардо откупорил шампанское привычным движением, при этом раздалось лишь тихое «плопп». Он налил сначала Ханне, потом Симону и, вернув бутылку в ведерко, кивнул и исчез за шторой, не говоря ни слова.

Симон поднял бокал.

– Итак? – Он наконец улыбнулся.

– За нас! – сказала Ханна, чокнулась с ним, поднесла высокий бокал к губам и, глотнув шампанского, ощутила приятное покалывание во рту.

«Bells will ring, ting-a-ling-a-ling» ^[26], – продолжал распевать Дин Мартин. «Ting-a-ling-a-ling» – эхом отзывалось у Ханны внутри, а бабочки продолжали порхать в животе.

С минуту они сидели молча и просто смотрели друг на друга. Ханне казалось, что она сияет, словно тысячеваттная лампа, так что свечи на столе были ни к чему. Тут пришлись бы кстати солнечные очки для них обоих.

«Hearts will play, tippy-tippy-tay…» ^[27]

– Что же послужило поводом для такого прекрасного свидания? – выпалила наконец она, поскольку Симон так и не предпринял попытки нарушить молчание.

Не успев закончить фразу, она уже злилась на себя за нее. Она ни в коем случае не должна была начинать разговор, так как твердо решила, что позволит Симону главенствовать в этот вечер и не будет на него напирать.

Его приглашение – его и темп!

Но с языка это слетело само собой, и все выключатели в ее голове не сработали (этот негодяй язык наверняка подстроил короткое замыкание и болтал, что ему вздумается). Ханна стыдливо опустила глаза. У нее никогда, никогда, никогда не получится стать скромной, терпеливой и благовоспитанной девочкой. Ну да, что касается девочки, то, как говорится, поезд давно ушел, но и для себя как для женщины Ханна в этом плане перспектив не видела.

– Не торопись, солнышко! – быстро ответил Симон.

Он потянулся через стол, взял Ханну за руку и сжал ее. Она вздрогнула, ощутив, какие холодные у Симона пальцы, и снова взглянула на него.

– Сначала мне хотелось бы насладиться с тобой этим вечером и замечательной едой. У нас еще есть время.

– Да, конечно.

Ей захотелось громко вскрикнуть. И при этом еще и топнуть ногой. Это была настоящая мука! Разве могла она наслаждаться вечером и ужином, когда от нервного ожидания по телу проходили легкие разряды тока, а в горле встал ком?

Она не взяла даже оливок, которые лежали в вазочке, ни единой! Ханне казалось, что даже с горошиной возникли бы трудности. Да что там, даже глотать было тяжело!

Она взяла бокал с шампанским и залпом осушила его. Хорошо хоть, глотать пока не разучилась.

– За сегодняшний вечер, – произнесла она, надеясь, что голос звучит не слишком измученно.

Девушка надеялась, что Риккардо вскоре появится и дольет ей шампанского. Если бы она сама схватила бутылку, это был бы очередной ляпсус.

– Ах, моя дорогая! – Симон рассмеялся. – Я понимаю, что требую от тебя слишком многого.

– Разумеется, – согласилась она.

– Могу тебя заверить, что будет лучше всего, если мы сполна насладимся сегодняшним вечером. – Он облокотился на стол и, наклонившись к ней, понизил голос и прищурился: – А потом перейдем к серьезным делам.