Онлайн книга «Франц, или Почему антилопы бегают стадами»
|
– Валяй. – Вообще-то, это все чисто теоретически. Предположим… кто-то попал… в паршивую ситуацию. – И? – И не может из нее никак выбраться. При том у него, возможно, есть кое-какая идея, и, возможно, он догадывается, как… – Джонни, о ком ты говоришь? Ты имеешь в виду себя? – Нет! Это про одного знакомого. Не помню, как его зовут… Ну вот, допустим, парень крепко завяз, и есть только одна возможность выкарабкаться, только один выход, но он все никак не решается… Как думаешь, ему стоит все-таки это сделать? – Джонни, ты ведь сейчас не про самоубийство говоришь, а? – Тьфу ты, нет, конечно! – Тогда он должен это сделать. – Даже если еще слишком рано? – Рано? Йоханн смотрел на меня с отчаянием. – Тогда он должен сделать это – что бы он ни задумывал, – причем прямо сегодня. Сразу же. Иначе подходящее время так и не наступит. Я сам удивился, что сказал это. – Но, может быть, у него нет таланта… – Таланта? Талант – это полная фигня. Отговорка для бездельников. – Я отставил тарелку с пиццей, поднял и снова положил трубку, обдумывая то, что сейчас произнес. – А если путь, который он избрал, ведет в никуда? – Я не знаю, почему кто-то там оказался в дерьме, но я определенно знаю, каково в нем сидеть. Если этот парень не совсем уж махнул на себя рукой, он должен сделать все, чтобы выбраться. Все! – Вот напасть, кто это говорит? Неужели это мой голос? Если начистоту, то решать проблемы было не в моих правилах. Я предпочитал подождать, пока они сами рассосутся. – Лучше умереть, чем торчать в дерьме! – Видно, я совсем спятил – кто-то чужой вовсю хозяйничал у меня в башке. – Черт тебя побери, Йоханн, ты уже не помнишь, что тебя тысячу раз заставлял повторять Эрйылмаз? Ты – творец своей жизни! Ты можешь просиживать ее на диване, ты можешь киснуть, находить отговорки и прикидываться глухим, но ты все равно будешь этим чертовым солнечным шаром! У тебя на уме что-то грандиозное, верно говорю? Хочешь прикончить свою мамочку? Наложить на себя пост? Может, стать концертным пианистом, а? Йоханн чуть не поперхнулся. – Эй, Франц, да этого типа вообще на свете нет. Просто мысленный эксперимент такой… Все, что мне нужно, – это перемена обстановки… смена климата… – Если дело только за этим, – сказал я, чувствуя, что снова становлюсь сам собой, – то климат я тебе организую. Йоханн посмотрел на меня вопросительно. – Хайнц Вегенаст постоянно… – Хайнц? Он же болеет, нет? Твоя мать сказала… – Хайнц крепкий парень. И он постоянно ищет людей, которые не закидываются сами той дрянью, какую должны продавать. Можешь неплохо заработать заодно. – Наркотики! Ну нет, я слишком… впечатлительный, чтобы толкать наркоту по подворотням. – Нужно ломать табу, Джонни. Сегодня нельзя – завтра будет можно. Телефон звенел как оголтелый. Я выдернул провод. – Почему ты смеешься? Йоханн посмотрел на меня и сообразил, что я его разыгрываю. Он сменил тему. – Господин Эрйылмаз хотел, чтобы ты окончил гимназию. – Эрйылмаз умер. Гнетущее присутствие завхоза отнимало у меня силы. – Он сказал, чтобы я научил тебя бегать по потолку. – До сих пор отлично получалось, – сказал я с сарказмом и опять подумал об отчислении. Зажег в зимнем саду (у открытого раздвижного окна) ароматическую свечу и смастерил себе мундштук из уведомления школьной комиссии. На лужайке трещал ветряк. С балкона доносился голос Юлиана, объяснявшего Эм Си Барсуку, чем гладкоствольная пушка отличается от зенитного пулемета. За живой изгородью надрывалась от лая пастушья собака Люти-Браванд. Возможно, Венесуэла возвратилась домой после сноса какого-нибудь здания. Я знал, что бывает в таких случаях. Венесуэла долго тискала виляющего хвостом пса, потом шла прямо по газону к грядкам, срывала помидор, мыла его под краном у стены и с шумом съедала. Пес тем временем носился туда-сюда между калиткой и Венесуэлой, готовый сожрать каждого, кто осмелится к ней приблизиться. – Ну как там твои груши? – спросил Йоханн. Он ходил по гостиной, разминая ноги. Постепенно в его тело возвращалась жизнь. – Давильня для меня промежуточная станция. Я закурил джойнт. Лай прекратился. Либо Венесуэла зашла в дом, либо Бальц Нойеншвандер швырнул через забор котлету с мышьяком. – На пути куда? – Йоханн тоже умел быть упрямым. – Это я тебе скажу точно. – Я сдул пепел с листа цитруса. – Сейчас настал век экстрима. – Что ты задумал? – Буду устраивать полеты для туристов… пике, иммельманы, мертвые петли… погони за оленями… аэроэкстрим, одним словом. Надо только раздобыть списанный военный самолет и свидетельство пилота. Любой человек мечтает полетать на реактивном самолете. За две штуки франков – посадка на ледник, за три – полет от венгерских медведей в пуште до лапландских оленей. Самолет можно купить на черном рынке Красной армии в Петербурге. Свидетельство пилота сделаю за пятьдесят долларов в Румынии. Вообще без проблем. Я… – Хватит, Франц. Поковыряв ногой землю в горшке с бонсаем, я уныло сказал: – Видишь, Джонни, я не мойщик окон, не турагент и не фабричный рабочий. Все, что мне нужно, – это покой и безопасность. Я хочу забраться в какой-нибудь укромный уголок, хочу, чтобы мне было уютно. Чтобы не было туннельных пастеризаторов, общественного транспорта, шума. Я безнадежный человек, но с этим ничего нельзя поделать. Я хочу обратно в гимназию – это самое подходящее место для такого крота, как я. Темные углы, заросли бузины, где можно спрятаться… – Почему ты не подашь апелляцию? – спросил вдруг Йоханн. Я посмотрел на него вопросительно. – Ну у тебя же наверняка есть право на апелляцию. Некоторое время я таращился в пустоту, потом в окно зимнего сада. Бордовая «хонда» отца сворачивала на Сорочью улицу. Матери пора уже вырваться от фрау Вегенаст, если она хочет успеть поставить картофель в духовку. (Мы всегда питаемся едой из духовки.) – Что там написано об этом в письме от школьной комиссии? – спросил Йоханн. Я развернул то, что осталось от письма. Прочитал: «…за исключением случаев, когда податель апелляции заявляет о дискриминации по признаку цвета кожи, пола, происхождения либо по причине физического или психического нарушения». – Есть идеи? – спросил Йоханн. Я закрыл глаза. – Сейчас выхожу из дома и с разбегу сталкиваюсь с Доро Апфель. Перелом ноги, Доро накладывает мне шину и гипс – фокус-покус, и я опять в «кубике». |