Книга Последняя жемчужина, страница 17 – Лия Флеминг

– Нет ничего постыдного в том, чтобы что-то делать своими руками, мама. Я ведь не дешевую мебель собираюсь сколачивать. Я хочу быть причастным к возрождению тех древних умений, которые мы можем совсем утратить. Это также изготовление витражей, изящных украшений, прекрасных гобеленов. Такая работа вдохновляет.

– Тебя воспитывали не так, Эдмунд, ты не должен дорожить мирским. Это не для нас, – возражала мать, снова в отчаянии повышая голос.

– Может, это и не для тебя, мама, но я вижу присутствие Бога в творениях, созданных кистью, пером или резцом художника.

– Твоими устами говорит дьявол, сын. Кто сбил тебя с пути истинного, побудив говорить о суетном? Кто ввел твой ум в соблазн? Откуда у тебя такие мысли?

– Никто. Я ходил в художественную галерею и влюбился в увиденное. Это пробудило то, что было во мне всегда. Меня нередко тянуто распилить дерево, помочь садовнику или понаблюдать за работой отца моего отца за верстаком. Я приобретал трудовые навыки и бывал в мастерских плотников. Это то, к чему лежит моя душа…

– Ты прекрасно знаешь, что мы не упоминаем тех членов нашего семейства. Твой отец узрел свет истины, примкнув к братству Друзей. Он оставил все те мирские устремления, когда на мне женился.

– Ты заставила его выбирать между его семьей и тобой. Сколько раз мне запрещали навестить деда, прежде чем он умер?

– Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Я этого не потерплю. Иди в свою комнату и моли о прощении за такое неуважение к матери. Я не позволю тебе дурно влиять на Хэймера. Отец поговорит с тобой позже.

– Ты забыла про плотника из Назарета, мама? Его ты тоже выставила бы за дверь?

Эдмунд вихрем выскочил из утренней гостиной с потемневшим лицом и покинул дом, хлопнув дверью так, что задрожали стены.

Пейшенс ошеломленно уставилась на Грету:

– Что же нам теперь делать?

– Ничего. Нас это не касается, так ведь?

Обе они слышали всхлипы, доносящиеся из-за двери гостиной. Хозяйка не должна знать, что они что-то слышали, иначе неприятностей не оберешься. Грета предчувствовала, что это не последняя буря. Мир в этом добропорядочном доме был порушен. Бедный мистер Блейк, ему придется принимать чью-то сторону. Впрочем, Грета знала, кого он поддержит.

Как-то утром, через несколько дней после семейного скандала, Грета несла выстиранные вещи, чтобы сложить их в бельевой шкаф. Она увидела стоявшего на лестничной площадке Эдмунда, он глядел в сад, где по дорожке шла его мать.

– Полагаю, вы все знаете, что я в опале. В этом холле эхо разносит голоса до самого верха, – со вздохом произнес он.

Грета лишь кивнула, не желая вмешиваться в семейные дела.

– Такой славный денек сегодня! – снова вздохнул он.

– Хороший день для прогулки, сэр, – отозвалась она.

– Здесь нет «сэров». Я Эдмунд… Прогулка за городскими стенами разрядила бы атмосферу до следующей битвы. Этот город прекрасен, не правда ли? – спросил он, глядя на нее.

– Старинный город, этого не отнять. – Помолчав, она прибавила: – Но тем, кто живет в Уэлмгейте, откуда я родом, он не кажется таким прекрасным.

– Пожалуй, мы тут избалованы, но в такой день, как сегодня, где угодно лучше, чем… – Он запнулся, а потом сменил тему разговора: – Чем вы занимаетесь после дневных трудов?

– Хожу домой, когда получается, а скоро будут городские гуляния на Бутхэмском поле. Я откладываю деньги для ярмарки, возьму туда свою сестру Китти. Это лучший день за все лето, не правда ли?

– Я не знаю. Никогда там не был.

– Почему же? Все туда ходят, – сказала она, удивленно качая головой.

– Друзья не посещают подобные мероприятия, правда, я не знаю почему. Мама говорит, можно подхватить какую-нибудь болезнь, но это смешно.

– Тогда вам нужно сходить туда, хотя бы раз, – произнесла она неуверенно, понимая, что ей не следовало бы давать такие советы.

Видя, в каком он настроении, она прибавила, желая вселить в него решимость противостоять матери:

– Ну, только чтобы составить собственное мнение.

– Вы, безусловно, правы, но это не так просто, по крайней мере сейчас.

Он, отвернувшись, стал смотреть на сад.

– Мы должны являть собой пример, а я сейчас…

– Но всем необходимо веселиться, петь песни, плясать. На ярмарке много и других развлечений. Вам нужно увидеть все это самому.

– Я должен заниматься, но… – сказал он, посмотрев на нее искоса. – Я, похоже, ищу оправдания.

– Да, сэр.

– Эдмунд, прошу вас.

– Возможно, вы могли бы сходить туда в виде исключения и взять с собой мастера Хэймера. Ему наверняка понравится сбивать кокосовые орехи ^[12] и кататься с горки. В конце концов, это всего один день.

– Вы, Маргарет, пожалуй, правы. Один день не усугубит мое и без того бедственное положение.

Он улыбнулся и задержал на ней свой выразительный взгляд. Грета почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и не знала, куда деть глаза. Они вместе стали смотреть в окно на возвращающуюся Серенити. Глянув вверх, она заметила, как увлеченно они беседовали. Ее грозный вид говорил яснее слов.

– Куда пойдем теперь? – крикнула возбужденная обилием развлечений Китти, спрыгивая с карусели. – Сколько у тебя осталось?

– На мороженое хватит, но его придется разделить на двоих, – улыбнулась сестре Грета и, догнав Пейшенс, спросила у нее: – Ты их уже видела?

– Кого «их»? Ах, только не начинай опять про то, что придет Эдмунд и приведет своего брата! Вы поэтому разоделись в пух и прах? – съязвила та.

На Китти и Грете были накрахмаленные хлопчатобумажные платья, сшитые из драгоценных тканей Ады, а их головы были покрыты поношенными шляпами-канотье, украшенными жесткими полосатыми лентами. Стояла ясная погода, и ярмарочное поле заполонили толпы людей, стекаясь на звуки паровых органов и шарманок. Грета уже истратила почти все мелкие монеты, что были в ее кошельке, но она надеялась, что братья Блейк все же придут, несмотря на мрачную, напряженную атмосферу в доме. Неужели Эдмунда снова загонят в клетку, принудив делать то, что велено, или у него хватит духа сопротивляться?

Почему эти люди отказывают себе во всех радостях ярмарки с ее играми и соревнованиями, да еще в такой чудесный день, она просто не понимала.

Складывалось впечатление, что весь город, принарядившись, собрался на поле: повсюду мелькали шелковые платья с кружевами, матроски, клетчатые юбки, полосатые пиджаки и шляпы-канотье. Прохладный ветерок полоскал знамена, над головой реяли воздушные змеи, рвались в небо шары, мимо пробегали дети, размахивая бумажными флажками и вымпелами. Навесы для знатной публики, восседавшей за столами, были отгорожены натянутыми веревками. Грета узнала рыжеволосого полицейского с Сильвер-стрит, тот регулировал движение толпы, приглядывая за босоногими мальчишками, способными залезть в чужой карман. Просто слоняться тут и там ничего не стоило, и Грета, Пейшенс и Китти с удовольствием глазели на все многообразие палаток и прилавков. Здесь были кукольные представления, марионетки, тир и оркестры, старающиеся заглушить орган. Китти приходилось силком стаскивать с качелей. Где-то в толпе была и мать Греты с маленьким Томом. В очереди на горку она наконец увидела мальчиков Блейков, и у нее отлегло от сердца. Значит, у Эдмунда в итоге хватило решимости сбежать из дому и привести сюда своего брата немного поразвлечься.