Онлайн книга «Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган»
|
Ну, не подберешь других слов – именно аккуратная. Она и расположена ровно посреди лба, и края какие-то ровные у нее. То, что он солдат, я понял сразу – лицо совсем мальчишеское. На щеках пушок, особенно заметный на фоне загара. Загар у него какой-то бронзовый, красивый такой загар. Волосы светлые, выгорели совсем. Рукава комбинезона закатаны по локоть, руки загорелые тоже… Но самое поразительное – чудовищное спокойствие в его лице. Как будто правда не пуля его убила, а просто заснул, уморившись на жаре. Именно от этого особенно не по себе. Я в госпитале насмотрелся всякого, пока в команде выздоравливающих был. И мертвых, и умирающих, и подрывы, и пулевые. Но там была кровь, грязь, стоны, крики, мат, слезы… Страшно, но понятно… А тут тишина, солнышко, ветерок, безмятежное лицо, светлый комбез… И это аккуратное отверстие в голове… Жутко и непостижимо. Нереально… В реальность меня вернул мой «напарник». – Из Джелалабада. Там где-то заваруха. Говорят, не последний он сегодня. Давай посмотрим, чего тут есть у него… Понятно теперь, чего вертушка торопилась так. Где-то там, около Джелалабада, такие же вот пацаны с духами рубятся. Джелалабад… Нас из Ферганы первыми отправили, в Гардез. А вся следующая отправка в Джелалабад ушла. Полвзвода нашего. Пит Еремеев туда попал, друг Валеркин. Уж как не хотели они расставаться – с Москвы вместе были. Может, и кто-то из наших там сейчас воюет, в заварухе этой… Уцелейте, пацаны! Удачи вам… А для него все кончилось… Стали проверять карманы – ничего. Ни военника, ни записки. Ни патрона «смертного». Мы перед боевыми из патрона автоматного пулю вынимали, высыпали порох, а в гильзу записку вставляли – имя-фамилия, группа крови, номер части. Пулю на место, патрон в кармашек маленький под ремнем, «пистон». Жетонов-то не было тогда… Ничего нет – прямо «неизвестный солдат». Через какое-то время подъехала «таблетка» госпитальная. Вышли два санитара и офицер какой-то. К «фрукту» моему: – Откуда? – Джелалабад. – Ясно, давай документы, поехали мы. – У него нет ничего… – Как это нет?! И че нам делать теперь? Как мы его оформлять будем? Че ты не взял-то у них ничего, не знаешь, что ли? – Да они зависли только, мы вон с ним вытащили, и они улетели сразу. Говорят, там плохо все. Больше и не успели сказать ничего. – Не успели, не успели… А нам теперь что делать. Мозги-то нам будут сушить – скажут, мы виноваты. Как бы я сейчас врезал этим сытым госпитальным мордам! Козлам этим, которым не грозит получить пулю в лоб под Джелалабадом. У которых всех проблем – чтобы мозги не сушили при оформлении. Слово-то, блядь, какое. «Оформление»… Он еще недавно живой был, про дом мечтал, про дембель, про Союз. А теперь лежит здесь с головой простреленной. И в Союз поедет… «Грузом 200» [14]… А им – «оформление». Вижу, фрукта тоже колбасит. Акцент еще сильнее стал, половину не разобрать, руками машет… Не знаю уж, как они там и до чего договорились – отошел я в сторону, не мог слышать это. И в морду дать не мог тогда… Через год бы дал. Уехали крысы эти. Подошел он ко мне. Молча в палатку зашли. Сидим. – Есть хочешь? – спрашивает. – Не-а… – говорю, – Спасибо… Хотя есть, конечно, охота уже. Но как-то нельзя сейчас. Да я и понимаю, что он не для того спрашивает. Просто что-то человеческое сказать хочет… Человеком оказался этот фрукт непонятного происхождения. С душой и сердцем. Как уж он там с душой и сердцем-то постоянно таких пацанов принимает… Таких, как этот наш «неизвестный солдат». Тут на взлетке снова гул раздался. Только уже другой. Мощный… Выглянули мы. Ил-76 взлетает. Тяжелая громадина, а взлетел так круто. Ловушки тепловые отстреливает и все вверх, вверх, повыше… Вот и полетели домой дембеля… Те, кому повезло дожить. Кто не стал «неизвестным солдатом». Кто возвращается домой не «Грузом-200». Прощай, Марьян! Живите, парни! Удачи вам. Больше мы с ним особо не разговаривали. А через полчаса зарокотали снова вертушки, и оказались они на Гардез. Видно, многие его знали – договорился он с пилотами, взяли меня. На прощание я даже не спросил у него имени. Да мы и не прощались-то особо. – Ну, ладно, давай! – Пока… Так и остались то же друг для друга неизвестными. Он остался в своем «эвакопункте» в Кабуле. А я полетел в свой Гардез. Да, именно свой. Пока что «моим» был Гардез, а не Москва. Тогда я еще не понимал «знаков» судьбы. Не мог понять их смысла. Но пока летели до Гардеза, в голове уже не было места мыслям о дембеле. Я вернулся «на землю». Юный «неизвестный солдат» вернул меня. И правда – нечего думать о дембеле, который непонятно когда. О доме. Пока что моя жизнь, моя реальность и моя перспектива – здесь. На этой войне, которая для кого-то уже кончилась, а для меня и моих товарищей продолжается. И дай бог не закончится раньше срока. А до срока того еще… Долго еще, нереально долго… Прилетел в бригаду. Дошел до роты. Над палатками уже трубы печные торчат – зима скоро. Первым у палаток ротных Мартына встретил. Еще с Ферганы мы вместе – в одном взводе были. И тут тоже. Он уже в тельнике зимнем и белой рубахе от кальсон. |