Онлайн книга «Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган»
|
Дембель в опасности. Не спится. Интересно, а Дядя с Петрухой хрючат? – Дядя! – А? – Хуй на! Добрый я? – Да иди ты, Артемыч… Хрум-хрум… Ходжа возвращается к «Утесу». Задолбались мы с Никулиным – спать не спим, затекает все, мерзнем. Вылезли из норы, пошли в окоп свой. Теперь Ходжа вообще у нас над головами хрумкает. Когда с кем-то столько боевых вместе прошел, сколько мы с Никулиным, когда в одном окопе, на одной позиции не раз и не два сидел, когда и вода и сухпай – все на двоих (да что там вода – посрать-то только вдвоем ходишь), тогда начинаешь человека по-другому чувствовать. Настроение его, эмоции, намерения. Особенно когда такой взрывной этот человек, эмоциональный, как Никулин. С ним пока чаю котелок выпьешь, он тебя раз 20 пошлет. Такая у него фирменная реакция: только скажи чего не так: «Да пошел ты на хуй, да пошел ты на хуй, да пошел ты на хуй…» И вот чувствую я, мается Олежка. Тягостны ему сидение это и напряженное ожидание бесконечное. Скучно ему. Задумал чего-то, по глазам вижу, по выражению лица его хитрованского. Хоть и ночь. Да и понимаю его прекрасно – это ж дураком станешь так с утра до вечера… Тоска… Хрум-хрум… – Ходжа, если духов заметишь, твои действия? – Стрэляю! Так. Похоже, начинаю догадываться, что Никулин задумал. Хрум-хрум… Опять удаляется Ходжа в сторону взводного. Олег берет со дна окопа палку какую-то и как швырнет ее вниз по склону. Шмяк! Воздух морозный, тишина мертвая – все слышно. Ходжа замер на ходу, оборачивается на нас. – Ходжа! Ты слышал? – Да. – А чего вафлишь? – Нэ знаю. – Не вафли, чурка… Все ясно, чего Олежка удумал. Будет теперь над Ходжой прикалываться и нервы тому щекотать. Опять же, если что, будет повод по башке ему надавать. Тоже развлечение. Заодно и согреемся. Вяло, скорее для порядка, пытаюсь отговорить Никулина. Но получив в ответ привычную уже очередь: «Да пошел ты на… да пошел ты на…», – расслабляюсь. Занимаю место в партере. Минут через пять повторяется та же история. Тут уж и я впадаю в азарт – следующую палку запускаю в сторону елок сам. Палок у нас с Никулиным много, дури тоже хватает. Ходжа так просто не ведется, но с каждой попыткой «градус» повышается. «Ты че, чмо, вообще, что ли, мышей не ловишь? Не слышишь, что ли, там шуршание какое-то. Там точно приближается кто-то!» В какой-то момент случается то, что должно случиться. Ходжа «ломается». – Ходжа, ты слышал? – Так тошна! Духы! – Ну и хуйли ты? Твои действия? Ходжа выпускает в сторону непонятных звуков очередь. Тут же туда лепит Никулин из эсвэдэшки, а я, словно одурманенный первыми звуками выстрелов, раздавшихся в ледяном воздухе, выскакиваю из окопа и с бедра засаживаю в елки на склоне всю сорокапятку своего АКСа. Что тут началось!!! Мы и не предполагали такого с Олегом. Такое впечатление, что пацаны только и ждали, чуть ли не с пальцами на спусковых сидели. Сразу же после нас начинается пальба на противоположном фланге – там сидит третий взвод. Тоже больше половины наш призыв, и тоже, видать, маются ребята. Чуть позже оживает небольшой хребет, протянувшийся от нашей горки вниз, в сторону роты. Там, прикрытый с обеих сторон нами и третьим взводом, сидит «шнуровский» взвод Толяна Кочетова. Где-то там берлога Пахома, балдеющего среди полутора десятка «шнуров» при отсутствии какой бы то ни было за них ответственности. Пахом серьезный боец, в отличие от нас с Никулиным. Настоящий «дед». Положено дембелю спать – он и спит. Подумаешь, холод, подумаешь, зима – раз служба идет, так что ж солдату не спать. А то какой пример молодежи? Саня вспоминал потом, что при звуках совершенно безумной стрельбы, начавшейся абсолютно неожиданно и со всех сторон сразу, сквозь сон решил: «Шандец, приплыли!» Схватился за винтовку, выкатился из своей берлоги и первое время даже не мог понять, что происходит, потому что стреляли мало того, что со всех сторон, так еще и в обе стороны от хребта и с обоих его флангов. Представляю себе, каково это должно казаться спросонья и без понятия об истинной сути и первопричине происходящего… Эффект превзошел все наши с Никулиным ожидания. Развеяли напряжение, блин…, расслабились! Чего теперь делать-то? В безумной стрельбе наступает передышка – то ли команд каких ждут, пережив первый всплеск, то ли перезаряжают все. А может, доперло, что по ним вроде не стреляет никто. К нам подлетает Кондрат: – Че было-то? – Да Ходжа вроде на склоне духов углядел. Правда, Хужанбердыев? А куда он денется-то. Попробует сказать, что нет – так ему первому и влетит. Сначала от взводного, ну а потом уж… – Так тошно, таварыш старшы лэтенант. Кондрат с подозрением косится на склон и уж собирается сказать что-то, но тут замечаем, что, как и два дня назад, в мой день рождения, со стороны роты чешут ротный с замполитом. Только тогда лица у них были напряженные, а сейчас скорее возбужденные. – Что тут у тебя, Миша? Теперь очередь Кондрата оценивать свои шансы и решать, на чьей он стороне. Сдав нас, он подставляет, возможно, и себя. – Да че-то какое-то шевеление там было на склоне… – Где, на каком? – Да вон там, вон у тех елок подальше, где погуще натыканы. Кондрат просто артист. Станиславский бы гордился! – Шейнин, дай осветительную! Вытаскиваю из «лифчика», который успел уже напялить после начала «боя», осветительную ракетницу. Выпускаем одну, вторую… Снег белый, елки черные, тени по снегу мечутся – ни хрена не разобрать. Но жутко. Даже нам с Никулиным жутко… Ротный к рации: – Я «Остров». Предполагаю передвижение противника. Подсветите! Броню долго уговаривать не надо. Там тоже, небось все заведенные после случившегося с первой ротой. Через несколько минут шуршание и небо расцветает светлячками осветительных снарядов. Правда большая часть «светлячков» тут же камнем летит вниз. А где еще брать молодым стропы на неуставные аксельбанты для парадок дембелям в десантной части, все парашюты которой хранятся где-то в Союзе? Если вообще они еще где-то хранятся. Бригада-то вся целиком в Афгане чуть ли не с декабря 1979-го, с самого ввода… |