Онлайн книга «Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган»
|
Но на сей раз все очень серьезно. Войск нагнали… Где-то недалеко Пакистан. А между нашей горкой и Пакистаном – духовской укреп-район Джавара. Как нам объяснили перед выходом в горы, тылы укреп-района выходят на Пакистан, откуда осуществляется снабжение и подвоз боеприпасов. Еще сказали, что на некоторых рубежах укрепрайона есть даже танки… Может, специально нагнетают… А вдруг нет? Ведь этот укрепрайон нам предстоит взять. Поэтому-то все так серьезно… Но хреново мне не поэтому. А потому, что сейчас апрель 86-го года. Магическое и нереальное время. Время, о котором я запретил себе думать еще полтора года назад, на кабульской взлетке. Тогда, возвращаясь из госпиталя, на пересылке в Кабуле я воспарил мечтами о доме при виде дембелей, идущих к самолету. И тут же зрелище юного, загорелого неизвестного солдата с аккуратной дырочкой в середине лба вернуло меня на землю. Тогда, в ноябре 84-го, я еще не понимал знаков судьбы, не умел читать их. Но зарекся думать про «завтра»… Этим «завтра» был апрель 86-го. Время, которое, казалось, никогда не наступит. Которого мы ждали, как чуда. И вот апрель наступил. Но «чуда» не случилось… Случился облом. Облом с домом, с мамой, с Женькой, с летом, травой, рекой, дождем. С поступлением на учебу, наконец… Сейчас конец апреля 86-го года, я уже отслужил 2 года. Теперь мы, призыв весны 84-го, называемся «граждане». Но уже знаем, что домой нам не уехать еще месяца три, а то и больше. Август! Все 20 месяцев в Афгане это слово звучало в угрозах, предостережениях замполита каждому из нас. И в наших подначках друг другу. «Август!» – звучало как черная метка. Как приговор. Заслуженный или нет. Как сочувствие «назначенным» залетчиками за реальные или мнимые прегрешения. В апреле – мае уезжают сержанты и те рядовые, кому дадут «дембельский аккорд». Построил что-нибудь полезное в родной части – и домой. Но кто из солдат получит аккорд, а кто будет тянуть лямку до августа – это решают ротный с замполитом. Весной 85-го в нашей роте оставили до августа всех дембелей минометного взвода, и сержантов, и рядовых. В марте у них было ЧП – задрочили какого-то февральского «шнура» так, что тот засунул запал от гранаты в ботинок и рванул… До той весны минометчики жили отдельно от роты, в охранении. Вокруг бригады был своего рода пояс безопасности между нами и Гардезом. В него входили зенитная батарея, противотанковая и несколько других. На одной из них, минометной, базировался и минометный взвод нашей роты. На боевые не ходили – тащились в охранении. Вот и «дотащились»… Дело замяли, «шнура» комиссовали «по ранению». Но «заплатили» за это дембеля-минометчики. Хотя дрочили-то молодого как раз совсем не они – на таком сроке вменяемые люди так никого не гоняют. А они-то были вменяемые парни. Минометный взвод вернули в роту и недели три, пока была опасность, что из-за их «залета» «закосят» с дембелем и остальных ротных «граждан», минометчиков каждый вечер жестоко метелили… Причем именно старшие призывы, из-за котрых и случился залет. Уникальный, между прочим, случай в истории советской армии – дембеля избивают других дембелей за издевательства над молодым. Хоть в Книгу рекордов Гиннесса… Потом ротный с замполитом все-таки пробили «нашим» дембельский аккорд – до середины мая они развозили по территории бригады какой-то дерн. Типа, «озеленение территории части». Ну, то есть развозили, конечно, большей частью не они, а те же февральские «шнуры». Но тут каждый знал, ради чего старается. Одни – чтобы скорее уехать из этой мозгоебки. Другие – чтобы скорее уехали хоть эти мозгоебы. И вот все дембеля роты уехали в мае, а минометчики еще в июле ходили с ротой на боевые, на Панджшер. Это после расслабухи-то в охранении! Но там хоть формально была причина, «залет». Нас-то за что всех? Я не позволял себе думать про апрель, но делал все, чтобы уехать не в августе. И старался не делать того, что было чревато августом. Я был благодарен ротному, не знаю, какими словами убедившему замполита, что я достоин сержантских лычек и должности. Благодарен за то, что этим он ограждал меня от августа. Я терпел все изощренные докапывания замполита к себе, новоиспеченному «командиру». Чуть что не так с моим молодым: «Кто командир отделения?» Где ты раньше-то был, товарищ замполит? Чего ж обо мне так не пекся по молодости? Ах, ну да, это ж у нас теперь новые веяния: перестройка и всякое такое. Решения 27-го съезда КПСС в жизнь! Искореняем позорные явления в армейской среде. Сурово, бескомпромиссно, по партийному! Что б вам бескомпромиссность свою в 84-м начать проявлять… Ладно, проехали. Я терпел это, зная «любовь» замполита к себе и понимая, что, оставшись рядовым, буду первым в списке невезучих, оставляемых до августа… Вытерпел. Дождался апреля – вот-вот уж отправки начнутся… Теперь я понимал Марьяна, своего первого замкомвзвода, которого увидел в далеком 84-м на пересылке в Кабуле. Понимал, чего его так колбасило тогда за месяц до начала отправок. Для этого понимания нужно пробыть здесь полтора года. И тут такой облом – почти весь наш призыв оставляют до августа. Не как залетчиков, нет. Просто с весны 86-го поменяли принцип увольнения в запас. Как специально против нас поменяли. До этого в апреле – мае уезжали все сержанты. На должности ты, не на должности – не важно. Сержант – домой! Теперь же, по новым правилам, уедут только те выходцы из Гайжюная и Ашхабада, сержантских учебок, кто стоит на сержантской должности. А у нас в роте половина сержантов на должностях из Ферганы, солдатской учебки. А среди «гайжюнайских» как раз половина не на должностях, хотя и при званиях. |