Онлайн книга «Лето, в котором тебя любят»
|
Джентльмен Заур зажег еще одну свечу. Вышел на крыльцо встречать. – Завтра суббота, – задумчиво произнес всезнающий Владимир Блюмкин. – Вовка, мы не одни, – толкнул я его в бок. На крыльце зашумели, заскрипели, загалдели, защебетали. Скрипнула дверь, и стайка наших красавиц впорхнула в комнату. Дохнуло трижды повторенным, с разными телесными оттенками, устойчивым ароматом «Красной Москвы». Девичьи силуэты колебались в полумраке. Свет свечи с окна пробегал по лицам, не высвечивая все переборы-недоборы малярно-штукатурных работ. И тем самым из-за этой расплывчатой недосказанности эти лица делались многократно привлекательнее и заманчивее. – Зажжем еще свечу? – предложил бравый грузин, всплывая со свечой в руке за плечами гостий. – Поручик Ржевский! – чуть не хором гаркнул эскадрон и, осознав свою оплошность, Заур отнес вторую свечу на окно к первой, сохраняя гостеприимный полумрак накрытого стола. – Придвинуть кровати! – скомандовал кто-то невидимый. Кровати взвизгнули и подтащились к столу. – Просим! Девицы расселись. Взяли гитару. – Пока ждем наших мужественных коллег, авторов этого прекрасного стола, споем по одной? И мы спели по одной, потом еще по одной. После пятой желание выпить и закусить стало почти катастрофическим… 2 – Митек, свет отключили. – Я как-то заметил. Сержанты в запасе – за плечами у обоих уже была армия: Митек в универ проскочил после службы по армейской льготе, а Роберт – через два года – на ощупь намылись и опахнулись остывшей водой. Вслепую вытерлись, оделись и вышли в темную степь. Обогнули баньку и замерли в нерешительности. Тропка под ногами была не различима, а лишь угадывалась шестым чувством. – Ты впереди, – сказал Роберт. – Почему это? – Как бывший танкист – дорогу чувствовать должен. – А ты как настоящий армянин? – Вай, я горы чувствую. Запах, снег. – Горы он чувствует! Говном коровьим пахнет, аж кишки сводит. Тем более не жрамши. Митек был исключительно прав. Дело в том, что между банькой и невидимым за пригорком бараком находился коровник. Пустой. Коров то ли на мясо повывели, то ли в другое место перевели на постой, а, может, просто на летний сезон держали под открытым небом, пригоняя в коровник исключительно подоиться и прос…ться. – Их там под вольным весенним ветром бык охаживает, – говорил всезнающий Блюмкин. – Так ведь сейчас осеменяют? – Это не натуральный способ. Можно сказать, даже вредный для коровьего здоровья и отражается на воспроизводстве и качестве молока, – поднимал палец кверху всезнайка. На том и сошлись. В общем, коров не было. Но запах навозный, насыщенный и стойкий, заполнял все пространство между банькой и бараком. Дизель давал свет и в опустевший коровник в том числе. И поскольку тратить зазря электричество не имело смысла, движок вырубали. И надо ж было такому случиться, что в ту ночь треклятый коровник также, как барак и банька, повернулся тылом к единственной тропинке, на которую встали, пуча глаза и выполняя первое послезакатное правило, сержанты в запасе. Впрочем, знатоки утверждали, что иным местом на тропку коровник никогда и не поворачивался. А так хотелось! Хотя бы в ту ночь. Ракетчик фиксировал темный сгусток спины танкиста, который пробирался впереди на шестом водительском чувстве. – Как на параде. – Как на учениях. Ты мне только в ж…у ракету не пусти. – А ты сам не отстреливайся. – Это не я – это последствия сытной коровьей жизни. Погодь, – Митек остановился, втянул воздух. – Слышишь? Пахнет крепче. – Сам ты пахнешь крепче. Давай быстрей, а то там грузин всю водку высосет. Кстати, за ней мы гоняли. Шуруй вперед. – Как скажешь, ты старший, – Роберт и по званию и по жизни на три года был старше. Митек сплюнул, сделал три широких уверенных шага и… исчез. – Эй, ты где, танкист? – Все в порядке, зяма, – раздалось спереди, но как-то ближе к земле. – Я уже с пригорка спускаюсь. Роберт шагнул в ночь и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Через секунду он стоял по грудь в вонючей навозной жиже. – Ты чего, сука, делаешь?! – Выполняю ваш приказ, товарищ генерал, – раздалось справа. – Предупредить не мог, скотина?! – Интересно у вас, армян, получается: друзей, значит, в дерьмо посылать, а самим чистенькими оставаться? – Я тебе сейчас морду начищу, антисемит ср…ый. – А при чем здесь антисемит? Ты что, еще и еврей? Ну, а насчет ср…ого, извиняйте, вы не лучше. – Да пошел ты! Давай выбираться. И они на вытянутую руку уперлись в невидимый скользкий бок выгребной ямы. – Цепляйся за край. – Сам цепляйся, не достаю. В танковые малорослых предпочитают брать. – Я тоже не достаю. Стали пробовать забраться, но скользкая обгаженная глинистая яма не выпускала, а жижа, как в болоте, не давала шанса для подпрыга. – Пошли, поищем край пониже. Двинулись вброд, разводя навоз руками. Где – то посредине поняли, что вовсе потеряли берег. – Все, заблудились в дерьме, – констатировал Митек. – Курить есть? – спросил Роберт. – Есть в брюках. Будешь? – Козел. – Скажи еще, антисемит. И они остервенело стали двигаться вперед. – Вспомнил! – вдруг закричал Митек. – Что вспомнил, паразит? – Историю про лягушку, которая в кувшин со сливками попала. Стала плавать, лупить лапками, пока не сбила сливки в масло. Потом уперлась и выскочила. Интересно, во что коровий навоз сбивается? И, главное, когда это произойдет? – Тогда, когда ты заткнешься. – Ты так думаешь? Тогда молчу. И они продолжили сопеть и хаотично двигаться в кромешной темноте и тишине. Только хлюп из-под рук да чмок где-то внизу – под ногами. Степной ветер пролетал наверху, не принося облегчения. К запаху привыкли, не морщились. – Э, ракетчик! Я с ума схожу или взаправду вижу в темноте? – Кажется, глаза привыкли. – Бере-е-ег! И они рванули. Достигли на одном марш-броске. – И что теперь? Все равно не достать до края. – Есть вариант, – сказал Митек. |