Книга Синее на золотом, страница 22 – Валерия Вербинина

Арман помрачнел.

– Если бы только это… Но они казнили короля.

– Да, этот год начался скверно, – подтвердил Оливье. – Сначала казнь короля, потом – победы Дюмурье в Бельгии, который сумел перевести войну за границу. Но, хвала небесам, нашлась управа и на этого недомерка.

– Да, он был достаточно хорош, пока побеждал, – усмехнулся Арман, – но стоило ему оступиться, и его враги сразу же подняли голову. Ты же видишь, Оливье, эта республика – свора презренных людишек, которые не имеют никакого понятия о государственном устройстве, но все, вплоть до последнего лавочника, рвутся к власти. Теперь Дюмурье обвинили в измене, а ты понимаешь, что это значит по нынешним временам.

– О да, скорый суд и еще более скорую расправу, – ответил Оливье. – Если ты проиграл битву, ты изменник; если ты к тому же носишь дворянскую фамилию, ты изменник вдвойне, и тебе самое место на эшафоте. А я так скажу, Арман: пусть! Чем гнуснее будут действия этого правительства, тем быстрее народ от него отвернется и тем легче нам будет вернуть трон Людовику XVII, законному наследнику своего несчастного отца. Кроме того, тот, кто пострадал за то, что сражался на стороне революционеров, и впрямь изменник, – уже потому, что предал своего короля. Так что все справедливо, Арман, все именно так, как и должно быть.

– Возможно, – отозвался Арман, – тем более что история учит нас, что такие драконовские меры говорят на самом деле о великой слабости. Похоже, что и в самом деле дни республики сочтены.

– И слава богу, – объявил Оливье. – Потому что лавочники не умеют воевать. Произносить речи, убивать в тюрьмах священников, посылать на казнь – сколько угодно. Но воевать они не умеют, и в этом наше спасение.

– Что ты собираешься делать? – спросил Арман.

– Я получил письмо от Ларошжаклена, он предлагает мне ехать в Вандею и бить синих под его началом. Он мой родственник, и мы прекрасно знаем друг друга, но меня смущает, что в его войске сплошные крестьяне. Кроме того, в Париже со мной связался наш друг из Кобленца, и это может оказаться гораздо интереснее. Его человек будет в Амьене, и мы договорились о встрече в известном тебе месте.

– Мне показалось, ты не хотел уезжать из Парижа, – заметил Арман. – Это, случаем, не из-за Терезы?

Оливье покачал головой.

– Нет, из-за моей невесты.

– Невесты? – Арман озадаченно нахмурился. – Постой, это та немка, которую тебе сосватали, потому что ее мать и твой отец состояли в родстве?

– Да, ее мать – француженка, – подтвердил Оливье. – Но ее отец передумал и выдал дочь замуж за какого-то графа, а потом граф умер. Мой отец тогда был серьезно болен, он настаивал, чтобы я написал ей, выразил свои соболезнования. Все-таки она из очень хорошей семьи… и к тому же вовсе не бедна.

– И мне пришлось отдуваться за тебя, – засмеялся Арман. – Я писал эти чертовы письма, пока ты приятно проводил время с Терезой.

Оливье иронически покосился на него.

– Черт бы побрал тебя с твоим эпистолярным стилем, Арман!.. Не сердись, но, похоже, она приехала сюда только из-за этого.

Арман распрямился в седле.

– Что?

– Я же тебе сказал. Ее родители умерли от оспы, она осталась одна и приехала сюда, во Францию. Каким-то образом ухитрилась добраться до Амьена, и это в самый разгар войны с пруссаками, представляешь?

– Ох, – промолвил Арман. Он явно был обескуражен. – Мне очень жаль, Оливье, что все так получилось. Ты ведь никогда не собирался на ней жениться.

– Да, но мой отец уже давно все решил, – поморщился Оливье. – А потом ее отец передумал, потому что я оказался для нее недостаточно богат. Теперь она вдова, совершенно свободна и ждет меня, а я не знаю, что делать. Потому и не хотел возвращаться.

– Где она сейчас?

– В замке маркиза Александра. Она приехала в начале сентября и сразу же слегла с горячкой. Все перепугались, решили, что это оспа, которую она подхватила от родителей, но оказалось, что она всего лишь простыла в дороге. Она долго болела, и все это время маркиз забрасывал меня письмами, когда я приеду.

– Понятно, – вздохнул Арман. – А сколько ей лет?

– Двадцать два.

– Он что-нибудь написал о ней? Она хорошенькая?

Оливье пожал плечами.

– Маркиз уверяет, что красавица. Но в его возрасте все женщины моложе пятидесяти кажутся красавицами.

– А Тереза тоже в замке? – спросил Арман.

Оливье кивнул.

– Я думаю, маркиз не просто так писал мне и торопил. Как бы то ни было, мои намерения вполне определенны. Я не собираюсь жениться на этой особе. Я не знаю ее, но подозреваю, что у нас нет ничего общего. Ее родители умерли, мой отец тоже умер, так что у меня нет никаких причин следовать чужим желаниям. Я уже не говорю о чувствах – это вообще смешно.

– Должен сказать, я считаю, ты совершенно прав, – заметил Арман. – Человек не должен жениться потому, что так захотелось его родителям. И если она приехала из-за моих писем… – Он немного подумал. – Пожалуй, я постараюсь отвлечь ее внимание.

– В самом деле? – улыбнулся Оливье.

– Да, раз уж я виноват в том, что она вообще тут появилась. Полно, Оливье, я думаю, тебе ничто не угрожает. Прежде всего, даже если она будет настаивать на свадьбе, у тебя найдутся тысячи доводов, чтобы отсрочить ее. Например, в стране идет война, ты – солдат своего короля и не имеешь права предаваться частной жизни, пока враг не будет изгнан окончательно.

– При таких условиях я, может статься, пожелаю, чтобы война никогда не кончалась, – проворчал Оливье, и оба рассмеялись.

Они свернули на боковую дорогу и через некоторое время оказались в аллее, образованной двумя рядами цветущих вишен. И хотя Арман никогда не считал себя чувствительным человеком, при виде этих деревьев, покрытых белоснежными цветами, у него сладко сжалось сердце. Еще он невольно подумал, что при жизни, полной треволнений, вполне может оказаться так, что он уже не увидит следующего цветения.

А потом он услышал нежный голос, который доносился из замка, стоявшего в конце аллеи. Голос был женский и выводил какую-то песню на незнакомом языке. Хотя Арман не понимал ни слова, ему показалось, что песня печальная и что та, кто ее поет, тоже невесела. Но этот голос под пронзительно-голубым небом, среди белопенного цветенья вишен оказал на него странное действие – словно лишь это и было настоящим в окружающем мире, а все то, о чем они только что говорили с Оливье – война, революция и попытки эту революцию сдержать, – превратилось в далекий мираж, развеявшийся на весеннем ветру, в видение из чужого страшного сна, которое поскорее хочется забыть. И Арман с удивлением обнаружил, что он взволнован.

– Кто это? – спросил он, поворачиваясь к Оливье. Но тот только плечами пожал.

Старый слуга уже шел им навстречу, бормоча слова приветствия, и морщинки на его лице сложились в радостную гримасу. Он сообщил им, что господин маркиз чувствует себя хорошо, и что госпожа Анриетта, племянница маркиза, ждет ребенка, который должен родиться в сентябре. Господина Себастьена де ла Трав, ее мужа, некоторое время назад арестовали эти помешанные, но потом отпустили. А госпожа маркиза…