Онлайн книга «Разрыв во времени»
|
– Что-то случилось бы, так или иначе. – Ты сейчас говоришь точно, как он. – Зель, вспомни, пожалуйста… Что тогда происходило? Зель покачал головой: – Я не знаю. Он был с нами, приезжал, уезжал, но был с нами, пока мне не исполнилось восемь. Примерно так, да. А потом он исчез. Мы его больше не видели. Он оплачивал все счета, но сам больше не появлялся. Как будто он умер. У меня был отец, а потом – раз – и отца уже не было. – То есть он перестал с вами общаться примерно в то время, когда случилось убийство? И деньги, и пропажа ребенка? Зель кивнул: – Получается так. Мама об этом не говорила, вообще никогда. А потом мы с ней переехали в Нью-Йорк. – Ты помнишь, что говорили о том убийстве? Как его звали, убитого? Тони Гонсалес? – Я не помню. Помню только, как все менялось. Сначала я приезжал сюда на каникулы, первые года два, а потом дом потихоньку пришел в упадок. За ним никто не следил, экономка уволилась. И однажды я прилетел – мне тогда было одиннадцать, – и он не встретил меня в аэропорту. Я прождал его весь день, но он так и не появился. Я позвонил маме, и она договорилась, чтобы меня посадили на ближайший рейс в Нью-Йорк. – А что случилось? – Ничего. Я больше не видел его до тех пор, пока не поступил в Сент-Луисский университет. Он купил мне мотоцикл и прикрепил к сиденью записку: «НЕ УБЕЙСЯ. ПАПА». – Он никогда не возил тебя в Англию? – Возил. Когда я был маленьким. До того, как все испортилось. И они приезжали сюда. – Они – это кто? – Его лучший друг, дядя Леон. Мими, его жена. И Мило, их сын, мой ровесник. Они приезжали сюда, в этот дом, и мы с мамой – тоже, и я был в Лондоне дважды, но плохо помню эти поездки. А почему ты спросила? – Я думаю, ты мой брат, – сказала Пердита. Зель вскочил на ноги и побежал. Он бежал. Он обливался потом. Грудь болела, словно в нее со всей силы ударили кирпичом. Она была его новым миром, не старым, а новым. Она была землей на горизонте. Она была, словно счастливый случай во времени. Он ее целовал. И хотел целовать вновь и вновь. Он ненавидел отца. Пердита бросилась следом за ним в большую темную прихожую, подсвеченную мерцанием свечей и камина из библиотеки. Она слышала, как он бежит по гравию снаружи. В это мгновение она не чувствовала ничего: ни страха, ни грусти, ни удивления, ни желания действовать. Все затмило пронзительное ощущение неизбежности, которое она даже не переживала, а как бы наблюдала со стороны. Как будто это была не она, а кто-то другой. Вот к чему все пришло. Вот к чему все стремилось. Вот она, ее собственная координата во времени. А потом в темноте разлился свет. Огромная люстра вспыхнула под потолком, словно сигнал к началу бала. Музыка. Наверху. «Смейся над этим, кричи об этом, когда надо будет сделать выбор. Но, как ни крути, ты проиграл…» Пердита встала у подножия широкой лестницы – широкой настолько, что по ней одновременно могли бы подняться три человека, бок о бок. После первой площадки лестница разделялась на две, одна вела влево, другая – вправо. Пердита поднялась на первую площадку. «Это маленький секрет, он касается только Робинсонов. Самое главное, надо беречь его от детей…» Все двери открыты. Спальни, тихие и пустые, где никто больше не спит. Лестница слева – короткая, узкая. Видимо, раньше там располагались комнаты прислуги. Теперь музыка сделалась громче. Маленькая дверь наверху распахнута настежь. Пердита подошла и встала в дверном проеме. Огромная комната – просторный чердак по всей длине и ширине дома. Мебель в розовых и голубых тонах, ковры, лампы, картины, диваны. Скошенная стеклянная крыша с видом на звезды. Длинный стол из светлого дерева заставлен компьютерной техникой. Экран во всю стену. Это Париж? Париж, захваченный падшими ангелами. Ксено обернулся, поднялся из-за стола. Он был в идеально потертых джинсах и новенькой белой футболке. Без обуви, босиком. На столе стояла бутылка виски «Вудфорд Резерв». Ксено приподнял бутылку, глядя на Пердиту. Она покачала головой. Ксено налил себе. – Как твой папа? – Состояние стабильное. Ксено кивнул. Она его завораживала. В ней не было страха, и он вдруг понял, что боится ее. – Я пришла поговорить. О том, что вы сказали вчера. Ксено отпил виски. – Думаю, ты не играешь в компьютерные игры? Женщины обычно не играют. Не потому, что они глупее мужчин, просто создатели игр не рассчитывают на женщин – как и создатели автомобилей, за исключением маленьких, слабеньких «женских» машинок. Я никогда этого не понимал. Ксено повернулся обратно к экрану и нажал кнопку «продолжить игру». Персонаж с лицом Ксено стоял на пустой улице, где шел снег из белых перьев. – Что вы делаете? – Сейчас собираю перья. Хочешь помочь мне? Сейчас. Ксено взял со стола айпод, сфотографировал Пердиту и загрузил фотографию в базу. Пока он говорил, ее фотография превратилась в персонажа, и Пердита вошла в игру. – Я создаю компьютерные игры. Обычные игры: аварии, взрывы, тролли, мечи и доспехи, потерянные сокровища. Но я пытаюсь создать и другую игру, принципиально другую. Ты замечала, что в девяноста процентах компьютерных игр мускулистые белые парни в татуировках, с короткими стрижками и непременно на угнанной тачке крушат всех и вся? Прямо какой-то хардкорный гей-клуб на военной базе. А эта игра… «Разрыв во времени»… полностью моя разработка. Я начал ее создавать уже очень давно. Еще до того, как все случилось. – Что случилось? – Конец света. Он напряженно смотрел на экран. Она знала, что надо дать ему выговориться, надо дать ему доиграть – и попытаться понять. Ей казалось, что он сумасшедший, но если сейчас она не согласится с этим безумием, она никогда не узнает правду. – Ты говоришь по-французски? – спросил Ксено. – Нет. Ксено крутанулся на стуле, вытянул ноги и пошевелил пальцами. Пальцы у него на ногах были длинными, почти как на руках, и Пердита снова подумала о пауке, на этот раз – о пауке, сидящем в паутине, что оплетала весь дом. Он отпил виски. – Был такой французский поэт, Жерар де Нерваль. В девятнадцатом веке. Он покончил с собой. Незадолго до самоубийства ему приснился сон об ангеле, упавшем во двор-колодец внутри старых, уже разрушавшихся домов, где жил сам Нерваль. Двор был узким, как труба между четырьмя высокими домами, и лишь наверху – маленький квадратик неба. Ангел приземлился на покатую крышу, не удержался и рухнул вниз. Ангел застрял в колодце. Он не мог спастись. Потому что не мог расправить крылья и улететь. |