Книга Личный досмотр, страница 41 – Андрей Воронин, Максим Гарин

Он пошарил в пустых ящиках тумбочки и выпрямился с озадаченным видом. Молодой, которому все это надоело, сразу же унес тумбочку и затолкал ее в кузов.

— Я не понял, отцы, — растерянно сказал Подберезский, — а орден где?

На некоторое время на складе воцарилась тишина.

Комбат улыбнулся: начиналось самое интересное.

— Какой орден? — осторожно спросил пожилой, отлепляя от нижней губы сигарету.

— Да Красной Звезды, какой же еще! — раздраженно ответил Подберезский. — Он в тумбочке лежал, в верхнем ящике. Профессор его все время там хранил.

— Какой профессор? — спросил пожилой, уронил сигарету и наступил на нее ботинком.

— А которого мебель, — ответил Подберезский. — Отдайте орден, недоумки, а то профессор обидится. Он его за Афган получил.

— Вот гниды, — с досадой сплюнул пожилой. — Мочи их, мужики.

— Ну, фраера, — нехорошо оживился молодой, выхватывая откуда-то монтировку, — сейчас вам будет и Афган, и Югославия. Молитесь, падлы.

— Что вы, ребята, — отмахиваясь обеими руками, сказал Комбат. — Я тут вообще ни при чем, это все он.

— Ты что, Иваныч? — как по нотам, возмутился Подберезский. — Ты ж обещал! А теперь, значит, в кусты?

— Да пошел ты! — выкрикнул Комбат. — Я тебе мебель выбрать обещал, понял? А ты куда меня привел? Это ж бандиты!

— Точно, — хрипло ржанул тип в десантном тельнике, — бандиты. Ты, дядя, постой в сторонке, пока мы твоего кореша кончать будем.

— Да я ничего, — кротко ответил Борис Иванович и отошел в сторонку, как было ведено.

— Эх, Иваныч, — сказал Подберезский, с укоризной глядя на Комбата. Уголки губ у него неудержимо ползли кверху. Молодой прыгнул вперед, занося монтировку, и Комбат уже почти испугался, но Подберезский непринужденно убрал голову в сторону и не глядя нанес короткий удар локтем. Монтировка со звоном запрыгала по бетонному полу, а молодой, схватившись ладонями за разбитое лицо, опрокинулся на спину, с треском ударившись затылком. Подберезский обернулся и с изяществом, которое приобрел скорее в платном спортзале, чем в учебном центре ВДВ, блокировал удар ногой.

— Ну, что с тобой сделать? — спросил он у обладателя десантного тельника, крепко зажав под мышкой его ногу. — Тельник-то небось на базаре купил, недотыкомка?

Противник ответил коротко и непечатно и неловко подпрыгнул, пытаясь с разворота достать Подберезского второй ногой. Андрей выпустил зажатую ногу и отступил на шаг. Человек в тельнике плашмя упал на бетон, и тут на Подберезского, как грозовая туча, налетел толстяк.

Борис Иванович посмотрел на пожилого, который все еще стоял возле заднего борта фургона, и стал осторожно перемещаться вдоль стены, подбираясь к нему поближе: Комбату очень не понравилось, как тот держал правую руку.

Подберезский остановил направленный в голову сокрушительный удар примитивным верхним блоком и без затей ударил толстяка в солнечное сплетение.

Ему показалось, что он ударил по туго надутому аэростату, да и эффект получился примерно такой же.

— Ха, — презрительно сказал толстяк и нанес прямой удар левой, целясь Подберезскому в нос.

Андрей нырнул под руку и дважды резко ударил толстяка в подбородок. Толстяк покачнулся и упал, явно находясь в глубоком ауте. Это дало Подберезскому возможность достойно встретить «десантника» и молодого, которые все еще не поняли, что главные здесь не они.

Пожилой, по-прежнему стоя у заднего борта, неторопливо поднял обрез охотничьей двустволки, намереваясь раз и навсегда прекратить безобразие. Взвести курки он не успел: чья-то рука, протянувшись из-за спины, легла на стволы дробовика, со страшной силой пригнула книзу и легко выдернула обрез из ослабевших пальцев.

— Пойдем, голубь, — ласково сказал пожилому Комбат. — Они тут и без нас прекрасно разберутся, а мы пока орден поищем.

— Да какой еще орден?! — возмутился пожилой, но тут же замолчал, почувствовав, как стволы обреза с силой уперлись не куда-нибудь, а в задний проход.

— Ну, если ордена нет, придется устроить фейерверк, — сказал Комбат, свободной рукой придерживая собеседника за воротник. — У тебя там дробь или картечь?

Дробь хороша от геморроя, а картечь от простатита.

— У меня там пули, — язвительно ответил пожилой.

— Юморист, — восхитился Комбат. — Пули — это Вообще здорово. Лучшее средство от глупости, между прочим.

— Ты не выстрелишь, — не очень уверенно сказал пожилой.

— Да брось, — ответил Комбат, взводя курки. — Ведь ты-то выстрелил бы! Так чем же я, боевой офицер, хуже тебя? Хватит болтать, пошли за орденом.

— Афганцы, — с отвращением процедил пожилой, послушно направляясь к выходу, — отморозки...

— Это точно, — сказал Комбат. — Бах!!! — громко крикнул он и сильно толкнул пленника обрезом, Пожилой вздрогнул и на некоторое время замер, с трудом переводя дыхание.

— У меня, между прочим, больное сердце, — обиженным тоном сказал он.

— Так выбери себе работу поспокойнее, — посоветовал Борис Иванович. — Улицы, к примеру, подметать... Все время на свежем воздухе, и, опять же, профессия уважаемая.

— Козел, — сказал пожилой, открывая дверцу кабины.

— Это спорный вопрос, — ответил Рублев, наблюдая за тем, как его пленник копается в бардачке. — Мы его обсудим как-нибудь в другой раз, в более спокойной обстановке. Нашел орден-то?

— Подавись, — буркнул пожилой, отдавая ему орден. Комбат небрежно сунул обрез под мышку и толкнул пленника к дверям склада.

Когда они вернулись в помещение, все уже было кончено. Все трое грузчиков отдыхали, сидя вдоль стены, а перед ними прохаживался Подберезский.

— ..как договорились, — втолковывал он им. — Привозим, разгружаем, производим расчет и расстаемся друзьями. Если мне не изменяет память, вы должны мне четыре с половиной тысячи долларов.

— Сколько?! — возмутился пожилой. — Мы у тебя взяли только три!

— Так я же и говорил: три. Ты сам настоял на четырех с половиной. Орден где?

— У меня, — сказал Комбат. — Ну, — обратился он к пожилому, — деньги сам отдашь или начнем все сначала?

Пожилой грязно выругался и бросился на Бориса Ивановича, целясь растопыренными пальцами в глаза.

Другой рукой он попытался выхватить все еще торчавший под мышкой у Комбата обрез. Напоровшись на твердый кулак, он грузно сел на пол.

— Ну вот, — сказал Рублев, — ушибся. Ушибся ведь? Что ж ты делаешь, у тебя же сердце больное...

Пожилой поднес к кровоточащему рту сложенную лодочкой ладонь "и осторожно выплюнул зуб.

— Гестаповцы, — с горечью сказал он. — Нет у меня четырех с половиной штук. Три, может быть, наскребу...