Онлайн книга «Джон»
|
– А мне почему-то казалось, что они шмыгнули в сторону вашего дома, – теперь гость и вправду смутился. – Значит, не ваши. Простите. Я спрошу других соседей – тех, что слева. Или, может, через дорогу… Еще раз простите, если разбудил. И он, поправляя на ходу подтяжки, которые сползли от резвого махания руками, пошел по дорожке. Я же закрыла дверь и с хмурым и крайне решительным выражением лица направилась на второй этаж. – Ну и где вы? Где, я спрашиваю? Смешарики попрятались. Проблема в том, что когда они прячутся, то могут притвориться чем угодно: вазами, кухонной утварью, полотенцами, дополнительными у двери тапками, букетами цветов или книгами – такова аморфная природа Фурий – перевоплощаться. Интересно, нельзя было перевоплотиться птицами, прежде чем жрать соседскую ягоду? – А ну-ка идите ко мне! Искать вас сутками я не намерена. И чем лучше прячетесь, тем громче и дольше буду впоследствии ругаться! Они выползли минуту спустя. Нехотя. Из-под дивана. Разговаривали мы на кухне у серебристого холодильника. – Покажите язык. Кто-нибудь! Быстро! Языки показались из маленьких ртов еще менее охотно, чем до того сами Смешарики. Черные, конечно же, языки. – Все ясно. Ну и зачем, спрашивается? Я хмурила свои тонкие брови, безнадежно силясь притвориться товарищем Сталиным. Признаюсь, это сложно – смотреть Фуриям в золотистые глаза, когда те принимают виноватое выражение – эдакая невинная детсадовская группа во время пикника на природе. Мол, а мы чего? Мы же маленькие, нам все можно. Прозвучавший ответ растрогал меня еще больше. – Лодные! «Голодные». – Ма атели ку-шать! Я вздохнула; мгновенно пропал всякий гнев, даже напускной. Тем более что на столе рядом с раковиной обнаружилась записка следующего содержания: «Ди, я поехала вместе с Антонио на студию – съемку передачи назначили на самое утро. Покорми, пожалуйста, как проснешься, Смешариков – ягоды для них я оставила в холодильнике. Они тебя будить, наверное, постесняются. Меня не теряй, скоро вернусь. Клэр». Ягоды в холодильнике действительно обнаружились, и всякие разные – смесь из крыжовника, малины, черники и чего-то мне неизвестного на вид, но, видимо, вкусного. Блин… Ну, как их ругать? Голодных питомцев, которые не коты, не собаки, не птицы и не грызуны? – А зачем было к соседу в сад? Нельзя было залезть в наш собственный холодильник? – Ни-зя-я-я… Лэр пре-щает. Ах, Клэр запрещает! А к соседу, значит, можно. – И что мы теперь будем делать? Как будем заглаживать вину? Золотые глаза сделались из виноватых еще более расстроенными. И почему-то хитрыми. – Дай иму ашу! – Отдать ему вашу ягоду? – Да. Аша куснее. – Вот уж не сомневаюсь, – фыркнула я, – вот только представляю, что он обо мне подумает, если теперь я заявлюсь к нему на порог с мисками. Он-то растил какую-то чарину – ваша ему не нужна, хоть она и вкуснее. И я выставила еду для Смешариков из холодильника на пол. – Ешьте. Детский сад. В самом деле, не наказывать же их? – Только в сад к нему больше не лазьте и на глаза не попадайтесь. Ответом мне служило счастливое хоровое чавканье. А утро продолжало удивлять. Ладно, я осталась без завтрака, Смешарики без своих ягод, а сосед без чарины, но почему на телефонный звонок не ответила Тайра? Перед школой мы обычно созванивались, и диалог всегда выходил одним и тем же: – Привет, ты сегодня идешь? – Ага! – За тобой «зайти»? В смысле: «забрать тебя методом телепорта до здания Реактора, чтобы быстрее?» – Нет, я на велосипеде. Тайра любила свой велосипед – новый, последней модели, подаренный Стивом, – но иногда все же соглашалась на мое предложение. – Ясно, я не могла не спросить. – Знаю. На этом месте мы обе улыбались и пару секунд молчали. – Тогда до встречи в школе! – Уже бегу! Все коротко и понятно. Сегодня не случилось и этого. Семьдесят гудков в пустоту и полное отсутствие ответа. Куда же она подевалась? Почему не позвонила заранее, не предупредила? Не заболела ли? Я волновалась. Одевалась я хмурая, голодная, в полной тишине, в доме, где не было Клэр, – все наперекосяк. Оставила котам корма, обулась во что-то в коридоре, и, продолжая думать о подруге, хлопнула дверью. Новый день. Новое утро. Новое занятие. Иногда мне казалось, что я прибыла в этот чудный город только вчера. Все так же разглядывала плитки под ногами, немногочисленные пока еще листья у тротуаров, величественные деревья, уютные особняки и ухоженные за витыми оградами клумбы. Все так же глубоко вдыхала прозрачный и чистый воздух знакомых улиц, с тем же, как в первый раз, упоением, наслаждалась видом нешироких аллей, втягивала долетающие из раскрытых окон ароматы, и заглядывала в них – в окна, – подглядывала за чужим счастьем. Не потому что мне не хватало собственного, а потому что это интересно – смотреть на лица, выхватывать моменты чужих будней, слышать обрывки не предназначенных для твоих ушей разговоров. – Ореховый? Если испечешь ореховый, я не дождусь вечера. – Кого, вы говорите, позвать? Нет, вы ошиблись номером… – Линн, где мой галстук? Уже нашел, не ищи… Чужая жизнь, чужие тайны, чужие хитросплетения судеб. И объединивший всех Нордейл. Удивительный город не похожий ни на один другой. С тем же ароматом выпечки, что стелется вдоль дорог – с тем же, но с другим. И чуть другим запахом кофе, чуть иными фасонами одежды и неизменной доброжелательностью на лицах жителей. Иногда я задавалась вопросом, а не разлил ли чего волшебного в воздухе Дрейк, облюбовавший в качестве постоянного места жительства этот город? Не добавил ли в воду капельку Любви? Не рассыпал ли повсеместно искорки ожидаемого чуда, которое, кажется, вот-вот случится. И потому на душе хорошо, светло, спокойно. Где еще, как не в Нордейле, можно мечтать, но не страдать от отсутствия желаемого, делать, но не загонять себя, наслаждаться результатом своих трудов или же просто наслаждаться? Наслаждаться не чем-то особенным, а каждой минутой текущего дня. Как я теперь. Купленный на углу в пластиковом стаканчике кофе жег пальцы; слоеная булочка, покрытая шоколадом, таяла на языке; в воздухе, чем-то напоминая подводное царство, плыли тонкие белесые зонтики-щупальца – семена каких-то растений. |