Онлайн книга «Заххок»
– Говорят, рвал и метал, когда доложили, сколько вы выгребли. – Пусть говорят. Бобо Сангак меня знает. Как-нибудь это дело уладим. – С ним теперь нелегко связаться. – Почему нелегко? В Калай-Хумбе телефон есть. Ястребов ухмыляется: – Туда, где теперь Сангак, линию пока не провели. Зухур тупит: – Дело не спешное, вернётся в Курган-Тюбе, поговорим. – Вряд ли вернётся, – говорит Ястребов. – Убили его. – Ц-ц-ц-ц, – Зухур цыкает языком, качает головой. – Убили… Строит равнодушную морду, пытается скрыть улыбку. Чувствую, как внутри нарастает напряжение. Теснее сжимается в груди, начинает подташнивать. Изо всех сил сохраняю спокойствие. Вдох. Медленный выдох. – Точно? – спрашиваю. – Абсолютно, – говорит Ястребов. – Как в газете «Правда». – Когда? – Три дня назад. Двадцать девятого марта. – Бомба? Снайпер? Поймали, кто стрелял? Ястребов потирает нос: – Он не в бою погиб. В разборке со своими… Мозги гудят точно трансформатор под перегрузкой. Сквозь гул и треск пробивается голос Ястребова: – Деталей никто не знает. В народе разные версии гуляют… Вдруг чувствую, что внутри отпускает. Тяжесть в груди исчезает. Чёрный туман рассеивается. Остаётся лёгкая слабость. Невесомость во всем теле. Затишье после бури. Знакомое ощущение. Так бывает всегда после того, как… Внезапно меня накрывает понимание: фазу пробило на Сангака! Мысль рушится в мозг, как неразорвавшийся снаряд весом в тысячу тонн. Плющит серое вещество, рвёт нейронные связи и вот-вот взорвётся. Сангак погиб по моей вине. Он находился ближе всех в зоне контакта. Спешу обезвредить бомбу, пока не рванула. Одна за другой опускаются стальные заслонки. Отсекают, изолируют чувство вины. Контейнер проваливается в глубину. Туда, где скопилось целое кладбище. Где в бронированных камерах, как в изолированных склепах, складирована память о погибших по моей вине. Отсек Крысы, Кости, Анвара, Филиппа Семёновича, Саида, Нади… С этого момента добавился склеп Сангака. Усилием воли подавляю мысль: «Скольких ещё придётся хоронить». Отвожу Зухура в сторону. – Я возвращаюсь. Дальше поезжай один. Он взвивается: – Как это возвращаешься?! Ты слово мне дал! – Тебе? Когда это? Я перед Сангаком был в ответе. И баста. – Ты мне обещал! Поехать в Калай-Хумб обещал. Я спросил: «Обещаешь?» Ты сказал: «Поеду». Забыл? Это разве не обещание? По сути, он прав. Формально я не произнёс: «обещаю». И что с того? Кого колышет, вслух ляпнул или подразумевал? Подразумевал – выполняй. Несмотря ни на что. Даже на приметы. – Черт с тобой, – говорю. – Но не надейся, подгузники тебе менять не буду. Зухур напыживается, открывает рот… Ястребов окликает: – Парни! Время – золото. Едете или остаётесь? Зухур, торопливо: – Едем, едем… Ястребов – старлею: – Саня, отворяй ворота! Мы с ребятами трогаемся. Старлей: – Поезжай один. Маркелов приказал их тормознуть. – Да ну! С чего это? Я с ним поговорю. Мигом уладим. Он где? В комендатуре? – У себя. – Отлично. Скомандуй своим орлам, чтоб меня соединили, – обнимает старлея за плечи, тащит к воротам. Подхожу к сержанту: – Мужик этот, Ястребов… Кто такой? – А ты сам спроси. Я его не допрашивал. Кто, кто?! Мафиозо, мать его в масть. Со всеми дружит. Со всеми вась-вась: с боевиками, с местными начальниками. Ну и наши его не обижают… – Ну, дела, – говорю. – Погранцы с мафией корешатся. Сержант оскорбляется: – Ты что, блядь, дурной?! С луны? Ситуации не знаешь? Не корешатся, а вынуждены считаться. Попробуй-ка его обидь, разом осиное гнездо разворошишь. Такая буча начнётся. Все местные с ним повязаны. А нам чего? Государство чужое, мы не прокуратура, наше дело – границу охранять. Мирно едет – пусть себе едет. Пропуск оформлен, документы в порядке… В одиннадцать семнадцать зелёные ворота с красными звёздами распахиваются. БМП медленно вползает назад. Выходит старлей. Следом Ястребов. Подмигивает старлею: – Саня, распорядись, пусть палку уберут. Сержант поднимает шлагбаум. Путь на Калай-Хумб открыт. Ястребов рвёт с места первым. Следом отъезжают фургон с бойцами, Зухур. Алик запускает двигатель, трогается. Злорадствует: – Это… пришлось Зухуршо голову меж ног спрятать, да? Не пропустили его погранцы? Не зря говорят: «В кишлаке ты лев, а в Бухаре тебя ставят в хлев». Осекаю: – Следи за дорогой. Зухур, конечно, тот ещё скот, но дисциплина есть дисциплина. Алик сопит. Вытаскивает из-под сидения грязную тряпку, протирает ветровое стекло. Обижается. На окраине кишлака за окном проплывает фигура у обочины дороги. Старик с поднятой рукой. На мгновение мерещится – тот самый! Гадальщик, что год назад ворожил мне в Курган-Тюбе. Одёргиваю себя: завязывай фантазировать. Другой старик, не тот. Но это знак. На что указывает? О чем предостерегает? Не знаю. Знакам необходимо доверять. Не раздумывать. Подчиняться первому побуждению. Бросаю Алику: – Стой! Сдай назад. Он, недовольно: – Чего? – Возьмём деда. Алик тормозит, даёт задний ход. Старик неспешно подходит. По-хозяйски распахивает заднюю дверцу. Вблизи – ноль сходства с гадальщиком. Нет, пожалуй, что-то общее имеется. Что именно – ускользает, не даётся. Черт с ним. В конце концов, несущественно… Старик устраивается на сидении. Командует Алику: – Поезжай, сынок. Нормально! На Дарвазе, любой бедняк-колхозник держится как президент. На всякий случай спрашиваю: – Дед, гадать умеешь? – Нет, не способен. Бог таланта не дал. Загадывать могу. Я много загадок знаю. Алик оживляется: – А ну-ка… – Скажи, к примеру, это что? – хитро спрашивает старик. – Без аркана связывает, без вины казнит, без заслуг награждает, без оси вращается. Угадаешь? Алик откликается без задержки: – Ха, просто! Районный прокурор. Старик хихикает: – Первая часть подходит, вторая не подходит. Прокурор вращается разве? – Сафаров у нас в Хиссоре крутится. Куда ветер подует. И нашим, и вашим. И большим начальникам, и этим… авторитетам… Зато со всех имеет. Говорят же: «Хочешь жить – умей вертеться». |