Онлайн книга «Хозяин шелковой куклы»
|
– Вернемся к характеристике Светланы Ширшовой. – Я вам сказал: она – подловатая. Больше добавить нечего. – Ее семья? – Помню только мать – видел на родительских собраниях. Простая, работящая женщина. – Значит, семья у Ширшовой неполная? – Этого сказать не могу. – Ну хорошо… – Следователь заговорил с большей симпатией. – О чем они говорили на стоянке? Я имею в виду Ширшову и вашу дочь. – С убийцей Людмила точно не говорила. Они не знакомы. – Так о чем же она говорила с бывшей одноклассницей? – Общие фразы, дескать, давно не виделись. – Ваша дочь заметила что-нибудь необычное? – Ширшова искала машину. Но парковка, по словам дочери, небольшая – всего два этажа. Из чего можно заключить, что машину оставил для нее кто-то другой. – Что-нибудь еще? – На Ширшовой был парик, солнцезащитные очки и перчатки. – И это неудивительно. В салоне не обнаружили ни одного отпечатка. – Как я понимаю, Ширшова вышла из машины задолго до убийства, – предположил Вячеслав Алексеевич. – Она в нее вообще не садилась. Чуть помолчав, Вячеслав Алексеевич недоуменно спросил: – Откуда вам это известно? – Я видел записи с камер наблюдения той самой парковки. Вячеслав Алексеевич напрягся, в его голосе прозвучало отчаяние: – И вы смеете утверждать, что моя дочь до сих пор – свидетель? – Я так не сказал. – Она подозревается в соучастии? – Подозрение не есть обвинение. – Прошу избавить меня от этих ваших уловок! Если желаете знать: я рад, что Людмила уехала! Крапивин пожал плечами: – Я сказал лишь то, что сказал. – Экое фарисейство! – Поосторожнее в выражениях! – Меня это ничуть не волнует. – Оставим препирания, вернемся к нашему разговору. – Мне нечего больше сказать. – А как насчет видеорегистратора? Ваша дочь сняла его с машины и забрала с собой. – Регистратор у меня. – Вам лучше предоставить его следствию. Запись сохранилась? – Все цело. – Когда принесете? – Скорее всего – завтра. Хочу сам как следует изучить. – Ну так сделайте копию. Какие проблемы? – Уже сделал. – В чем тогда дело? – Должен убедиться, что запись не навредит моей дочери. – Вот мой мобильный. – Крапивин протянул визитную карточку. – Благодарю. – Вячеслав Алексеевич взял карточку и сунул ее в карман. В комнату зашел человек в форме и махнул какими-то документами: – Герман Сергеич! – Что? – На пару минут. Крапивин убрал протокол в ящик стола, встал и подошел к офицеру. Пока они говорили, Вячеслав Алексеевич, закрыв глаза, повторял про себя то, что успел выхватить взглядом из протокола: «Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Михаил Михайлович Короткин. Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать…» – Насчет вашей дочери… – к столу подошел Крапивин. Вячеслав Алексеевич категорически перебил: – Она не приедет. – То есть как? – Людмила не вернется в Россию до тех пор, пока все не прояснится. – Дело в том, что с ее помощью все прояснится быстрее. – Я так не думаю. – Нет смысла продолжать разговор в том же духе, – сухо заметил Крапивин. Вячеслав Алексеевич встал и направился к двери: – Прощайте! И знайте: безопасность дочери для меня – прежде всего. – До свидания. Я это учту. * * * Выйдя на крыльцо Следственного управления, Вячеслав Алексеевич остановился и смачно сплюнул, чего, будучи в обычном расположении духа, он никогда бы себе не позволил. Какие мысли были в его седой голове? Все до одной – черные. Им овладела ярость, которая, в свою очередь, породила чувство, напоминавшее мстительность. Вячеслав Алексеевич всецело поддался этому чувству, никаких других в тот момент он не испытывал. – Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Михаил Михайлович Короткин… – зло повторил он и направился к своему автомобилю. По дороге в Новогиреево Вячеслав Алексеевич словно тестировал себя, мысленно задавая вопросы: «Вот приеду я к нему… Что скажу? О чем стану просить? Смените, пожалуйста, показания… Моя дочь случайно подрезала машину сопровождения. Вы все неправильно поняли…» Вячеслав Алексеевич в упор глядел на дорогу. Все мысли были только об одном – как защитить дочь. «Предложить ему денег? Кажется, удачная мысль! – Он ухватился за эту идею. – Сколько может получать газелист? Пятьдесят или сто тысяч в месяц. А я ему – миллион. Сменит показания – купит машину. Чем плоха сделка?» Вячеслав Алексеевич опустил дверное стекло и сплюнул на улицу. На этот раз от мерзостных мыслей. «Лучше набью ему морду», – решил для себя он. * * * На улице Молостовых дома стояли не в ряд, а как придется. Дворы были узкими. Каждый поворот в конце дома сопровождался опасностью ободрать бок собственной машины или автомобиля того идиота, который припарковал его в «бутылочном горлышке». Трудные маневры закончились у дома двадцать четыре, аккурат напротив первого подъезда, где жил человек, оговоривший его любимую дочь. Из машины Вячеслав Алексеевич вышел полный решимости, которая к четвертому этажу, ввиду неработающего лифта, переродилась в сердечную недостаточность. Отдышавшись у двери номер шестнадцать, Вячеслав Алексеевич решительно постучал. В ближайшую минуту ему никто не ответил. Он постучал снова. – Вам кого? – спросил женский голос. Вопреки ожиданиям он прозвучал не из квартиры, а откуда-то с лестницы. Вячеслав Алексеевич оглянулся: – Вам-то какое дело? – Так вы же ко мне стучите. – К нему подошла пятидесятилетняя дородная женщина с продуктовым пакетом. – Чего нужно? – Михаил Михайлович здесь проживает? – Вы из полиции? – Предположим. – Нам теперь никакого покою. Который день мурыжите. Спокойно жить не даете. – Вы про себя? – Я про мужа. – Стало быть, Михаил Михайлович мужем вам приходится? |