
Онлайн книга «СССР-2010»
Дети шпионов. Весело. – Папа… он не был военным. Он не был бойцом. Он не был героем. Он был просто офисным клерком. По выходным – он ездил в Уоллмарт и закупался продуктами на всю неделю. И когда ФБР пришло за нами… он не смог ничего отдать, кроме своей жизни. Он просто отдал свою жизнь ради нас… и ради агента, которого он спасал. – Ты знала о том, кто твои родители? Маша покачала головой. Потом кивнула: – Я всегда знала… что с нами что-то не так. Но не знала, что именно. Мама… рассказала мне перед тем, как… нам пришлось уезжать. А с папой… с папой я так и не успела поговорить. – А Николь? Ты уверена, что это она? – Да. Я уверена… Уверена. У меня в стенке был бар, а там стояло спиртное, которое стояло там годами нетронутым. Но сейчас я прошел к бару, взял чешский хрусталь и коньяк «Арарат», подаренный мне покойным Володькой. С ними вернулся на кухню, разлил… – Кто такой Михаил Ефимович? – Он мой… двоюродный дядя… по материнской линии. Когда мы приехали в Москву… он устроил маму работать на Гостелерадио, а меня – в университет. Смешно… все учили английский, а мне приходилось учить русский. – Они убили моего друга, – сказал я. – Что? – Что слышала. Мой друг. Он жил в Ростове-на-Дону. Кто-то выманил его из города, его пытали, потом отрезали голову. Маша поднесла руки ко рту. Я не переигрывал, нет. Помню, как мы освобождали бабу, жену советника, которая поехала в какой-то кишлак за пределами Кабула, чтобы там вылечить какую-то хронику… вылечила. Потом с ней мы километров семь уходили к вертолетной плошадке… просто потому, что ближе вертолет сесть не мог. Я тогда понял, что женщина может вынести очень многое, наверное, больше, чем мужчина. – Идет война. С половиной мира. Стоит только нам дать слабину, – я многозначительно посмотрел на Машино перемотанное запястье, – и нам крышка. Самая мимолетная слабость – и нам конец. Нам всем… Я встал. – Собирайся. Примерно минут через двадцать мы вышли из подъезда – и тут. – Саня… Б… а, это что за явление Христа народу? – Саня… сколько лет, сколько зим… И тут я вспомнил… – Саня… ты откуда? – Да вот… прямиком из Германии, а? Думаю, дай зайду. Впечатляющий нос моего… нет, не друга, этот тип мне не друг, уставился на Машу. – Твоя жена? Поздравляю. Сударыня… Обалдевшая от напора Маша позволила поцеловать руку. – Георгий Гельман собственной персоной. Маша что-то сказала, но Гельман уже ее не слушал. – Тезка, слушай… я так-то занят. – Занят. А что на вечер не приходил, а? Брезгуешь старыми школьными товарищами? Ай, нехорошо. – Жор, я реально спешу… – Момент… Визитка перекочевала в карман моей ветровки. – Позвони. О’кей? Есть новости. Реально – не пожалеешь. Садясь в машину, я увидел и машину Гельмана – «пятьсот шестую» «Волгу» [44]. Жирует, жирует товарищ… – Кто это? – удивленно спросила Маша. – Ты ему поверила? – Нет… клоун какой-то. – Люблю тебя и обожаю. – За что. – За то, что ты есть… Жора Гельман другом мне никогда не был. Хотя помнил я его очень и очень хорошо. Очень хорошо. Мы с ним проучились в одном классе три года. С седьмого по десятый. Жора был полной мне противоположностью – весельчак и заводила. Так как он был не самым сильным в классе, а творил такое, за что неизбежно должен был получать по морде, у него был Санчо Панса – здоровяк Довжанский, Вася, который все время таскался за ним… не знаю зачем. Окончательно отношения наши оформились на выпускном: девушка была одна, нас было двое, и кого она предпочла, вы, думаю, уже догадались. Потом я ушел в армию, а Жора, когда Ельцин разрешил выезжать за границу, двинул с семьей на ПМЖ, причем почему-то не в Израиль, а в Германию. Я искренне надеялся, что больше я его никогда не увижу. Еще бы вспомнить, где я был в то время, когда наш класс отмечал годовщину. Кабул? Мазари-Шариф? Джелалабад? Триполи? Басра? Хороший вопрос, не требующий ответа. Я завез Машу в больницу – шутить с порезами стеклом не стоит, мельчайший, оставшийся в ране осколок мог наделать беды. А сам начал думать о том, где бы снять квартиру, чтобы этот тип не мог меня найти. Найдет, я знаю. Гельман найдет… Ижевск, СССР. Аэропорт. 15 июля 2010 года
Михаил Ефимович повторно прилетел на следующий день. Он прилетел обычным рейсом «Аэрофлота», в своей неизменной кепочке, обычный командированный из какого-нибудь московского НИИ, пишет докторскую и надо акт о внедрении, который где еще получать, как не в Ижевске. По его указанию его никто не встречал, кроме меня на «Тойоте». Мы вышли из здания аэропорта, сели в машину, и я газанул, с ходу набирая под сотню. Раньше тут, у нового аэропорта, захолустье было, а сейчас расстроились… из кирпича строят. – Что произошло? – Надо кое с кем поговорить. И мне, и тебе. … – Как Маша? Я пожал плечами: – Держится. Про США она мне рассказала. Михаил Ефимович покачал головой: – Я говорил, не стоит. – Почему? – Почему… Янкель задумался. Мы уже въезжали в Ижевск, но я почти не сбросил скорость. – Знаешь, как-то раз мне пришлось побывать на мясокомбинате. И поверь, душевного равновесия мне это не добавило. Но при этом я по-прежнему ем мясо, колбасу… – За кого вы боитесь, Михаил Ефимович? Не за меня ли? – За нее. Каждый раз, когда она пересказывает это – она переживает это вновь. А это, поверь, не то, что стоит переживать больше одного раза. – Михаил Ефимович… – Я помедлил, но все же продолжил: – А зачем вы тогда допустили ее в разведку? Янкель промолчал. – Извините. – Да нет. Ничего. Теперь по Гельману, ты отчет писал? Я насторожился. – Да. – Гельман – это МОССАД. – МОССАД?! Сказать, что я удивился – это ничего не сказать. |