Онлайн книга «СССР-2010»
|
Парк – сталинской еще закладки, ворота, дальше слева сцена, справа дорога в относительно обустроенную часть парка и к аттракционам. Аллея, уходящая вперед – там памятник Кирову и видна телевышка. Потому сленговое название «Киров на игле». Торгуют семечками, пирожками, татары торгуют чак-чаком, который в жару не слишком хорошо идет. Торгуют перепечами [65]… – Не проходите мимо! Цирк братьев Запашных! О! А вот и Михаил Ефимович. Билетами торгует. – Только два представления! Последние билеты остались, граждане! Подходим, не стесняемся. – Билетик не хочешь, Маш? Проходим мимо. Я оглядываюсь… дети… дети… плохо это. – Иди, купи минералки. Я огляжусь. Маша фыркает, но идет за минералкой. Откуда придет Гельман? С города? С леса? С пляжа – там еще и на пляж спуск, за памятником? А если он предложит на пляж сходить? И раздеться? Скажу, что купание запрещено, а больше и в голову-то ничего не приходит. Тепло. Солнечно. Бегают, кричат дети. Справа на бетонном заборчике самодеятельный рынок, там встречаются спекулянты музыкой и книгами – это еще лет двадцать назад повелось, сейчас там никакой спекуляции нет, больше это клуб по интересам. Из динамика старенького «Иж-301» похрипывает Розенбаум. Прибыла в Одессу банда из Амура, В банде были урки, шулера. Банда занималась темными делами, И за ней следила Губчека. Мурка, ты мой муреночек… Мурка, Мурка… – Сань! А вот и Гельман. Снова – как ниоткуда, я его только за пять шагов и заметил. – Жорик… Жора был одет примерно так, как и одеваются советские люди на прогулке – кепка, белая рубашка с коротким рукавом. Появился он оттуда, откуда доносился грохот палок – там городошники собирались. – А это Маша. Если ты не запомнил с прошлого раза. Жора снял очки и близоруко посмотрел на Машу. Потом опять надел. Клоун, чисто клоун. Создает впечатление, не важно какое. – Ну, Маша не новость, Маша у него уже была, чтоб вы знали… – Жор, а может не надо меня так откровенно сдавать, а? – А чего не надо-то? Это моя сестра была. – Ага. Еще что соври – сестра она твоя была… Гельман залупал глазами. – А чего? Она из богоизбранного народа, значит, сестра мне. Мы все братья и сестры. – Только ты об этом поздновато вспомнил, верно? – Сань, ты чего, в обиде, что ли, на меня до сих пор? Кто старое помянет… – Так вот ты и помянул, Жор! Чего надо-то? – Присядем? – Куда? – Да вон туда… Дело в том, что все скамейки, конечно же, были заняты народом. Скамейки стояли так, что спиной ты был к высаженным березам, за которыми был высокий забор с колючкой – это уже «Аксион». Но можно было сесть на тот самый невысокий, бетонный бордюрчик, высотой примерно в полметра, на котором ближе к входу как раз была книжно-музыкальная толкучка. Только так – ты садишься спиной к лесу. Может, на это все и рассчитано? Я показал Маше – прикрывай. Это значило, что надо под любым предлогом остаться на своих длинных ногах и смотреть назад, чтобы со спины никто не подобрался. Но Маша не поняла. Вот, Михаил Ефимович, подогнал напарничка… Мы сели. Чуть подальше – компания с пивком. Не наши. Из наших я заметил только одного – перекрывает отход на пляж и в лес. Заметил только потому, что знал его в лицо. – Как жив Саня? – А будто не знаешь. – Знаю, Саня. Знаю, не буду скрывать. – Жор, ты тут как, законно или нет? – Как представитель посольства. Ксиву показать? Жора полез в карман, я придержал. – Не надо ничего показывать. Дипломатические отношения между СССР и Израилем были восстановлены в 1995 году. С тех пор – по Москве, по другим крупным городам – толкутся представители Нативы, общества советско-израильской дружбы. Открывают молельные дома и синагоги, раздают приглашения на выезд, смотрят, где что плохо лежит. Израиль недооценивать нельзя, равно как и его интерес к нам. Не открой Борис Николаевич ворота – и был бы Израиль еще одной арабской страной, а так – настоящий кусочек Европы на Востоке, лидер в электронике, военных технологиях [66]… Тем временем «Мурка» в магнитофоне сменилась другой, куда более знакомой для меня песней. Песней, от которой где-то в глубине скапливался жгущий душу яд, а память напоминала о том, о чем я хотел бы позабыть… Ах, какого дружка потерял я в бою, И не сорок два года назад, а вчера, Среди гор и песков, где сжигает жара все вокруг, Опаляя недетскую память мою. Слышишь, друг, Мой дружок, мы взошли на некнижную ту высоту, Под которой ты лег. Ах, какого дружка потерял я в бою… Мы всю жизнь любили читать о войне. Он не ведал никак, что вот выпадет мне под огнем Его тело тащить за валун на спине. Далека – тридцать метров – но как же была далека Та дорога меж ночью и днем. Песок да камень. Печальный свет чужой луны над головами. Равняйсь на знамя! Прощай, мой брат, Отныне ты навеки с нами, Прости, что ты погиб, А я всего лишь ранен В горах Афгани, в Афганистане. В Афганистане… – Жор, давай побыстрее, – сказал я, нарушая все правила разведывательной работы, – спешу я. Не надо вокруг да около ходить. Жора покосился на Машу. – Она знает. – Даже так… – Говори. Жора сплюнул – как тогда, в детстве – под ноги. – Ладно. Мы знаем, кто ты такой. Мы знаем про интерес советской разведки к Мохаммеду Юсефу. Мы даже знаем, что именно твоя группа пыталась освободить Юсефа близ Сараево. И столкнулась там с американцами, верно? Я посмотрел Жоре в глаза. – Жора. Это знаешь ты, это знаю и я. Это не интересно слушать. Расскажи мне о том, что мне будет интересно. А то я встану и уйду. |