Онлайн книга «Пляж исполненных желаний»
|
Саша терпеливо слушает. Делать все равно нечего, он поддерживает небольшой костерок, вкусно покуривает, запивая дым чаем. Тишина и сырость, блаженное безделье. Взрослые говорят, говорят медленно, потому что говорить им лениво, но надо как-то общаться, хотя бы из вежливости. Я только что сделала для себя открытие и хочу им поделится. Я знаю, что заходить надо издалека, иначе не поймут: – …допустим, стрекоза, она ведь тоже постигает мир, но он для нее совсем другой; и лягушка, и змея… Саша кивает. – Да, это наш глаз разбивает луч света на радугу, и таким образом воспринимает предметы – при помощи отраженного света-цвета. Но что такое цвет для собаки? Или той же змеи? – Угу-угу, – соглашается Саша. – Так мы же еще пытаемся расшифровать этот мир, по сути не зная и не понимая его. Мы всегда видим, осознаем, ощущаем лишь его производную. В лучшем случае – первую. Когда сознание не замутнено. То есть я наблюдаю только при помощи органов чувств, – поддерживает Ольга. – Город – он высасывает, – неожиданно комментирует Саша, – а здесь хорошо! Ветер расталкивает тучи, в просветы протискивается недовольное солнце. Миша звонит в колокол – обед. Вода в реке спала, обнажив дно. В столовке нас мало. Часть народа еще с утра отправилась в поселок, часть – на водопады. Экономистка в коротком розовом халате подсаживается к Советскому: – Скажите, Валера, когда будет хорошая погода? – Откуда я знаю, – Валера угрюм сегодня. – Как! – она широко распахивает глаза, хлопает накрашенными ресницами, – вы же директор! – Но я не господь бог, – довольно грубо обрывает ее Советский. Она встряхивает обесцвеченными волосами, ложится грудью на стол и говорит с придыханием: – Как жаль! Валера вскакивает и уходит. На пустом пляже стоят девочка и старушка. Девочка ждет старшую сестру из поселка, бабушка – внучку с водопадов. Шторм разбил и вышвырнул на берег плот, построенный одиноким москвичом, тем самым, которого никак не поделят медсестра и экономистка. Притихшее море лениво лижет обломки. К ужину народ возвращается. Старушка пытается журить внучку, у нее не получается. Она хлопочет вокруг девушки, спрашивает, не обгорела ли она, не устала ли? И – как же без обеда? Нет только Эли, москвича и еще одной девушки. Той, которую ждет на пляже испуганная сестренка. Густые серые сумерки сползли по склону, запутались в древесных стволах, укрыли палатки, затопили ущелье. Тихо. Мир дышит и живет помимо нас, людей. Прибежала по веткам проснувшаяся соня, нырнула в пакет, достала кусок хлеба, потащила вверх по стволу. Шуршат мыши. Глухо падают с листьев редкие тяжелые капли прошедшего дождя. Воздух пропитан морем, звуки плывут медленно и широко, вместе с сумраком, вокруг нас, сквозь нас… Помимо нас… Где-то вскрикнул человеческий голос. Вскрикнул и сорвался, повис коротким звуком, сразу же поглощенным. И еще голоса – вверх по склону, зашевелились, нарушили. По тропинке поднялись Женька с Андреем, с ними еще несколько ребят. – Так, в море далеко не заплывать! – они запыхались, но тон начальственный. – А что случилось? – я шевелю языком, как рыба… хотя, у рыб нет никакого языка… ну, хорошо, я шевелю языком, как рыба, если бы у нее был язык. – Девочка утонула, девятнадцать лет, – загомонили разом. – Стоп, погодите, какая девочка? – Наша девочка! Сегодня… Высокая такая… – Так, не тараторьте, по очереди, – остановила их Ольга. – Говорите по одному. Итак, что случилось? – Это правда. Сегодня девочка утонула. Юлей звать… звали… – Ничего не понимаю! – раздражение от нелепого слуха поднялось, вспучилось в моей голове и размазало такие стройные, такие медленные и большие мысли. – Глупость какая! – разозлилась я. – Кто вам сказал эту чушь?! Сегодня никто не тонул, и вообще!!! Они растерялись. – Да нет же. Мы не врем. Только сейчас Элю встретили. Она сказала. – Что сказала? – вконец опешила я. – Ну, что Юля заплыла далеко, а Эля ее спасала. Искусственное дыхание делала… Но не спасла. – Мальчишки замолчали. – Бред, бред, – все твердила я. Но подошли другие ребята, подтвердили… – Я все узнаю… – пообещала Ольга, потом прислушалась и сказала, – дискотеки сегодня не будет, конечно. Они согласились, разошлись молча. И все, словно не было ничего. Тишина и сырость, мокрые стволы сосны и кизила, ночь. Из столовки голоса слышны, обрывки, ругаются… понятно. Заглянули к дикарям. Странно, почему здесь всегда словно в другом месте и в другое время? Как они ухитрились притащить кусочек средней полосы? Все свое ношу с собой? Звезд здесь не видно, моря не слышно и сыро всегда. Только это субъективно, конечно. Рассказали Саше о случившемся и поняли, что их это не касается. Совсем. Как если бы это показали по телевизору, мельком. Они нас не слушали. Боже мой! А ведь это же правильно! Ничего лишнего. Никаких посторонних раздражителей. Только то, что касается меня и моих близких. Иначе – смерть! – Тьфу, тьфу, тьфу! Слава богу, что не с нами! Маме не говорите, а то давление, – тихонько предупредила Ленкина мать. А смерть – вот она. Мы сидим у костерка, говорим негромко, пьем чай, а где-то в мертвецкой лежит длинное холодное тело девушки, с которой я говорила несколько часов назад. Как? Почему? Но мне не у кого спросить об этом. В конце концов, почему бы просто не забыть о ней? Наша дискотека молчит. Однако у трансов к вечеру снова забухало, но не на поле, а в челауте, они так называют турбазовскую танцплощадку. Иван повел нас туда, мы и пошли толпой: я, Аня, Иван, Ленка с Лешей. Трансы здорово переоборудовали старую площадку, развесили длинные разрисованные полотнища, которые называли танцующими. Ветер трогал полотнища, они изгибались, взлетали, соединялись друг с другом, казалось, правда, танцуют… Музыка звучала потише, видимо, аппаратура на поле была гораздо мощнее, но ее пришлось отключить из-за сырости. А может, они уже узнали о гибели девушки? Народ не танцевал, собирался кучками, сидел на ступеньках, каменных бордюрах, на краю невысокой эстрады. Здесь были почти все наши: я увидела Мишу, поварих, были ребята каратисты. Кто-то пил пиво, или вино из пластиковых стаканов, изредка люди переходили от одной группы к другой. Потом какие-то девушки принесли большие свечи в металлических подставках, расставили по кругу и зажгли их. Так мы и сидели молча, смотрели на вздрагивающие огоньки, думали, каждый о своем. Аня все жалась к Ивану, словно искала защиты. И он обнял ее, как если бы был ее старшим братом, Аня положила ему голову на плечо и закрыла глаза. Мне захотелось уйти куда-нибудь в темноту этой сырой ночи, хоть какое-то время побыть одной, потому что не было никого рядом, кому я могла бы положить голову на плечо. Я встала и тихонько ушла. |