Книга Безобразная Жанна, страница 20 – Кира Измайлова

– Ты прав, – сказала я. – В памяти действительно много таких стен, целый лабиринт. Наверно, эту я выстроила, чтобы забыть о том, как все было на самом деле. Не чувствовать вины перед Саннежи – он меня не уберег, хотя обещал отцу глаз с меня не спускать, и, должно быть, сильно терзался, хотя отец никогда не попрекал его этим… Не вспоминать его горя и слез – никогда прежде не видела, чтобы он хотя бы в лице переменился… Знаешь, страшно видеть, как сильный мужчина плачет, понимая, что помочь не в его силах? Отгородиться от всех и сделать вид, что от испуга лишилась памяти… куда уж проще!

– Ничего, хозяйка, – тихо сказал он и обнял меня за плечи, так что я ткнулась щекой в его потертую куртку. Странно, Тван только ушами прянул да переступил с ноги на ногу, но не напал на дерзкого незнакомца. – Вскрывать старые раны всегда больно. Но нужно, иначе и помереть можно – та гниль, что внутри скопилась, всю кровь отравит, вот тебе и конец придет.

– Как ты думаешь, он меня простил? – шепотом спросила я. – Ты мужчина, тебе легче понять такого же, как ты сам…

– Такого же? Князя, что ли? – хмыкнул Рыжий. – Я не такой, я бродяга.

– Мужчину, болван!

– Ладно тебе, хозяйка, не злись. – Он отстранился и посмотрел мне в глаза. – Нет, он тебя не простил.

– Что?..

– Не за что было прощать. Он тебя никогда ни в чем не винил, – сказал Рыжий. – Только себя. Того не сумел сделать, этого, не уберег, не убедил выйти за него, даже остаться с тобой – и того не смог… Помнишь, что он сказал, когда умирал?

– Я думала, он уже бредит, его ведь едва довезли… – У меня снова перехватило горло, но я справилась с собой и прошептала: – Он сказал: «Солнце уходит за горизонт каждый вечер, ухожу и я. Но оно возвращается поутру. Жаль, я не солнце. Я не вернусь и не увижу тебя больше. Прощай. Прости меня…» Он всегда так много говорил!

– А ты любила его слушать, – утвердительно произнес Рыжий, а я кивнула, как никогда прежде жалея о том, что не могу расплакаться.

Обнять бы сейчас Твана за шею да разрыдаться в голос! Может, мне стало бы легче? Аделин говорила, слезы вымывают горе, как дождь смывает пыль и грязь…

– Ты куда, хозяйка? – окликнул бродяга, но я уже была снаружи.

Дождь почти перестал, но редкие капли все-таки прочертили мокрые дорожки на моих щеках.

«Ни за что тебя не прощу! – подумала я, глядя в небо и не моргая, хотя вода заливалась в глаза и текла по лицу. Слез у меня нет, так пусть дождь будет вместо них! – Нет, не так… Ты не виноват. Ты ушел и оставил меня не по своей воле, правда, Саннежи? Тебя погубила эта тварь, это отродье фей… И я доберусь до него, чего бы мне это ни стоило! Я убью его за тебя, за отца, за сестру, за себя, наконец… Я отомщу и сделаю это с наслаждением! Ты бы понял, Саннежи. Ты бы с радостью поддержал меня, если бы мог, я знаю!»

Тучи на мгновение разошлись, и солнечный луч коснулся моего лица, будто приласкал и утер ненастоящие слезы: так делал мой князь, когда на охоте я, заляпанная грязью выше бровей, отказывалась умыться, – хватал в охапку и оттирал мою физиономию, пока я не становилась достаточно чистой, по его мнению. Но это было давно, когда я еще и подростком не считалась…

– Он тебя слышал, – негромко сказал за спиной Рыжий. – Он ведь там, куда уходят после огненного погребения, где-то за облаками.

– О чем ты? – Я вытерла лицо.

Солнце скрылось, но дождя больше не было.

– Так говорят в моих краях об умерших, – пожал он плечами. – Кого-то кладут в землю, и они прорастают деревьями и травой. Кого-то опускают в море, и они становятся морской пеной и яркими огнями, что тянутся за кормой летними ночами. А кого-то пожирает жаркий огонь, и они уходят высоко, выше, чем летают птицы, к самому солнцу, и оттуда могут видеть, что творится на земле.

– Ясно…

Я вновь посмотрела на небо.

«Саннежи, – подумала я, – если ты меня слышишь… Прости меня. Мне было невдомек, что ты любишь меня на самом деле. Что взять с глупой девчонки… Я все поняла – благодаря этому бродяге, – но слишком поздно. Тебя не вернуть. Я бы что угодно…»

– Замолчи! – шершавая ладонь Рыжего закрыла мне рот.

– Ты что себе позволяешь? – прошипела я, вывернувшись и утерев лицо.

– Ты говорила про себя, – сказал он, сощурив темные глаза. – А я немного умею читать по губам. Никогда – слышишь? – никогда не произноси подобного! Ни вслух, ни мысленно! Тебя могут услышать… и ответить.

– Ты же сказал, что фей в наших краях не осталось, – напомнила я, передернувшись.

– Но есть и полукровки, не забывай, и многие достаточно сильны, чтобы исполнить твое желание, как это случилось с твоей сестрой, – серьезно сказал Рыжий. – Держи язык за зубами, хозяйка, не то сама потом пожалеешь. Слыхала, может: слово не воробей, вылетит – не поймаешь! Вот то-то и оно…

– Ясно… Только не хватай меня больше вот так, – ответила я. – Неприятно.

– Не стану, если глупостей делать не будешь. И вот что, давай-ка перекусим. Как раз тропинки ветром пообдует, а то сейчас там ни пройти ни проехать.

Мы позавтракали в молчании, потом Рыжий сходил к ручью – после дождя их тут проснулось множество, – наполнил фляги, и мы двинулись дальше.

Здесь склоны были еще круче, кое-где лошадей приходилось вести в поводу, но я не жаловалась, что толку?

То и дело принимался дождь, видно, Рыжий не солгал, когда сказал, что тот будет поливать три дня кряду. Ну и хорошо, пускай смоет следы, да как следует! Жаль, нельзя впустить этот дождь внутрь… да и не помог бы он. Следы на сердце – не отпечатки копыт в мокрой грязи, нет, они словно выжжены каленым железом и уже никуда не денутся до самой моей смерти…

– Ты будто приняла какое-то решение, хозяйка, – негромко сказал Рыжий, когда тропинка расширилась настолько, что я смогла поравняться с ним.

– Пожалуй.

– Не скажешь, какое именно?

Я покосилась на него. Мокрый от дождя, проводник мой выглядел довольно жалко. Шляпы у него не было, рыжие волосы промокли насквозь, облепив виски, и казались совсем темными, а с кончика ястребиного носа капало. Правда, такие мелочи Рыжего не заботили, он знай насвистывал что-то потихоньку…

– А нас не подслушают? – спросила я не без намека, но он огляделся и серьезно ответил:

– Нет тут никого. Феи не любят текучей воды, и не важно, с неба она льется или под ногами струится.

– Хорошо… – Я помолчала, гладя Твана между ушами. – Я хочу уничтожить того, кто называет себя Рикардо. Не ради трона и даже не ради сестры. Просто… если ты не солгал и он в самом деле фея-полукровка, то эта тварь не должна жить. Я убью его. Хотела бы я сказать, что принесу голову Рикардо на могилу Саннежи, но у него нет могилы. Значит, я сожгу мерзавца и сброшу останки в море, так будет правильно…

– Отличный план, хозяйка, – невесело улыбнулся бродяга и послал своего коня вперед. – Дело за малым: добраться до Рикардо. Желательно не в цепях и живыми!