Книга Сегодня мы откроем глаза, страница 32 – Иван Ревяко

Теперь в комнате было две плачущие девушки. Они обнялись, пытаясь успокоить друг друга, но стали плакать еще больше. Вскоре этот освободительный плач плавно перерос в смех, а потом снова все пришло в норму.

– Я бы сходила в кино, если бы ты там снималась, – сказала Мэг перед тем, как в дверь позвонили.

– Ждешь кого-нибудь?

– Нет, не думаю, – ответила спокойно Катерина, но внутри ее задрожало что-то, тихонько и нежно пульсируя, будто рвалось наружу.

– Доброго дня, – послышался уже знакомый голос и странный немецкий, в котором человек усердно коверкал грубые звуки.

– О, Рей, здравствуйте, – буквально выкрикнула Катерина, шустро убегая в другую комнату, чтобы как-то привести себя в порядок: заплаканные и все еще влажные глаза, дрожащие и бледные губы, растрепанные волосы – не лучшие друзья человека, представшего перед объектом своей симпатии.

– Проходите, – добавила она уже из ванной, – я сейчас выйду.

Мэг с ледяным лицом, старательно скрывая недоброжелательность, пропустила его вперед, туда, где только что Катерина делилась с ней своим самым сокровенным, плакала и улыбалась сквозь слезы, а сейчас в этом храме чужой им человек, которого они толком-то и не знают.

– Кстати, это Вам, – сказал Рей, протягивая ей один из двух букетов, – снова очень рад с вами встретиться, Софа.

– Мэг, – холодно улыбнувшись, поправила та, – меня зовут Мэг.

– Ох, как неловко, простите, – слабо улыбнулся он, – рад с Вами снова встретиться, Мэг.

– И снова здравствуйте! – еще раз поприветствовала гостя Катерина, неожиданно вышедшая из соседней комнаты.

От человека, недавно плакавшего, извергающего из себя сажу прошлого, не осталось и следа: свежий взгляд, бодрое выражение лица, собранные пышные волосы – и все это меньше, чем за минуту. А говорят, что магии не существует.

– Это Вам, – он протянул ей букет, состоящий лишь из желтых и белых цветов, очень свежо и приятно пахнущих.

Она приняла их, поблагодарила, быстро сходила за вазой и, поставив туда этот славный букет, вернулась.

– Может Вы что-то хотели, раз все-таки пришли? – сухо спросила у Рея Мэг, стоявшая позади их.

– Да, хотел, – румянец разлился на его щеках.

– Катерина, скажите, – обратился он уже к девушке, стоящей не позади, а напротив него, – Вы не хотели бы сегодня прогуляться со мной?

Она расплылась в улыбке, но не такой улыбке, когда человеку говорят что-то неожиданное (приятное или неприятное, без разницы), не такой улыбке, когда получаешь долгожданный подарок, не блаженной эмоции после первого поцелуя, это все не то. В той улыбке, когда происходит что-то новое, доныне незнакомое и неведанное. Так, вероятно, улыбалась Алиса, стоя перед дверью и держа в руках ключ, так улыбался и Маленький принц, впервые ступив на нашу землю, так улыбалась и маленькая Мэгги, увидав молодого священника, который вскоре поднимет ее на своих нежных и сильных руках.

– Почему бы и нет.

– Кэт, извини, – строго и беспрецедентно вмешалась Мэг, – можно тебя на секундочку.

Они вышли в соседнюю комнату, намного хуже освещенную, нежели та, где сейчас растеряно пребывал в ожидании юноша.

– Ты даже его не знаешь, – сердито шептала Мэг почти на самое ухо девушке, – куда ты пойдешь? Кэт, ты вообще думаешь своей головой?

– Да думаю я, – она тоже начинала злиться, – ты ведь сама слышала и имя, и фамилию. И откуда он. Боже, Мэг, если бы все думали, как ты, так никто ни с кем и не знакомился бы, и не дружил, не влюблялся, не женился, да и не жил. Нельзя знакомиться уже со знакомыми. Тем более, ты же подошла ко мне когда-то? Ведь я тоже могла оказать плохим человеком.

Мэг запнулась на мгновение, взглянув на Катерину, будто родитель на ребенка, который слишком много понимает, а потом заговорила:

– Тогда значит, что я увидела в тебе что-то хорошее, и поэтому подошла.

– А почему ты думаешь, что только ты можешь видеть в людях что-то хорошее. Разве я глупее? Или ты думаешь, что я ребенок, за которым нужно постоянно наблюдать, которого нельзя отпустить ни на шаг одного? – небывалая сила, дополненная частями самостоятельности и ответственности за свои слова и действия, прямо сквозила во взгляде девушки.

Мэг это смутило, и она не нашлась, что ответить, поэтому просто отвела взгляд.

– Вот и славно, – резко сменив тон и выражение лица, сказала девушка, легко прикоснувшись до плеча подруги, – я тебе обещаю, что все будет хорошо.

Она поцеловала ее в волосы и вышла.

– Ну, пойдемте, – сказала Катерина уже уставшему от ожидания Рею.

Когда парень открыл ей дверь, девушка сказала:

– Скоро буду, не скучай. Целую!

И вышла. Они пошли гулять.

Мэг осталась одна в комнате, грустная и брошенная, как она думала.

Но нет, не одна. С ней было еще двое. Один из них – давний знакомый, находящийся при ней с момента, как она себя помнит.

Это Одиночество. Это старик, но очень привлекательный и ухоженный старик. Седина его могла сойти за бурю в самый разгар зимы, а усы напоминали дуновения холодного ветра. Прозрачно-голубые, но прекрасно видящие глаза сразу навевали опустошающую тоску, разрушительную и созидающую одновременно. Грубая, сухая кожа у глаз, как и узкие холодные губы, сразу бросались в глаза. Если он говорил, все вокруг засыпало нежным, но пустым сном: и деревья, и цветы, и животные, и человек. Человек особенно. Но если вы очень долго находитесь в окружении это славного мужчины, вы точно скоро привыкните, и, может быть, вам даже понравится его присутствие. Вы даже представить себе не можете, насколько он умен! А все потому, что времени на то, чтобы подумать, порассуждать или пофантазировать у него предостаточно. Он знает кучу историй, способных вас развеселить в одно мгновение, но ни в одной из них он не участвовал. Но и он был не одинок, как бы странно это не звучало: с ним всегда была его трость, хотя он не хромал, и часы, на которые он часто смотрел, будто время его привлекало. Трость была деревянная и поцарапанная, а часы остановившиеся.

Сейчас он спокойно играл в карты с еще одной своей давней подругой. Она часто горячилась, невольно вскрикивала или взвизгивала, когда получала неожиданную карту, допустим, даму червей. Ее пушистые, вьющиеся волосы поддавались любому дуновению ветра, даже в комнате они неспокойно колыхались. Смуглое тело было надежно спрятано в красно-черное узкое платье, которое не сковывало ни одно движение. Браслет и бусы, сделанные из чистого золота, сверкали даже в темноте. Как и ее волосы: светлые, огненно-рыжие у корней и по-ночному темные к концам.

– Ты мухлюешь, – вежливо заметило Одиночество, увидев, как оппонентка неаккуратно сбросила карту.

– И что, – Ревность нагло засмеялась прямо ему в лицо, – как ты не поймешь, старый дурак, что в игре все средства хороши.