Книга Студентка с обложки, страница 41 – Робин Хейзелвуд

Пятьдесят пять… Пятьдесят четыре… Пятьдесят три.

— Да! Да! Скорее!!!

Винсент похлопывает меня по руке:

— Расслабься, зайка, это всего лишь поза для съемок, а не лекарство от рака.

— Но ей все равно надо спасать свою задницу, — возражает Ро.

— Начинаешь вот так… — Грета вытягивается и ложится на полотенце, руки вдоль туловища. — Немного выгибаешься… — Ее бедра поднимаются с полотенца, красиво выгибаясь. — А потом — ой, горячая лава!..

Она выгибает спину, и впрямь пропускает дымящийся расплавленный поток под поясницей. Я отмечаю, какими точками она касается земли: плечи, ягодицы, пятки. Поза едва ли удобна, но выглядит великолепно.

— Иногда фотограф стоит над тобой, — продолжает Грета, тяжело дыша, — хотя обычно он будет снимать оттуда, где ты.

Грета поворачивается. До сих пор она принимала позу за позой с равнодушием человека, которому делают педикюр, но сейчас играет роль до конца. И еще как! Я смотрю и не могу насмотреться… На ее волосы — почти всем моделям-блондинкам не удается отрастить волосы ниже плеч, слишком часто их приходится осветлять и укладывать. А у Греты волосы густые, пышные, здоровые и стоят куда дороже золота, если судить по многочисленным и выгодным заказам на рекламу шампуней. На ее глаза, зеленые и сияющие, иногда выглядывающие поверх очков — сексуальная библиотекарша в бюстгальтере и трусиках. На губы, которые недавно фигурировали в статье «6 способов надуть губки» в «Мадемуазель». На грудь, украсившую бесчисленные развороты. На живот, который постоянно появлялся в разделе каллистеники женских журналов, пока Грета не стала для этого слишком знаменитой. На ноги, благодаря которым продались целые мили всевозможных чулок и колгот. На тонкие руки и узкие стопы. На совершенство в каждом, каждом, каждом дюйме…

Грета корчит гримаску:

— Детка, что с тобой?

Я сглатываю.

— Все нормально.

— Чем это вы тут занимаетесь?

Любуясь «горячей лавой», я совсем забыла о приближающейся троице. А Тедди тем временем подошел, топает ногой и смотрит кисло: двадцатиминутный поиск более удобного места оказался безуспешным.

— Потягиваемся! — объясняет Грета.

Я улыбаюсь. Грета подмигивает в ответ.

Джиллиана манит меня за собой. Я подхожу к импровизированной кабинке для переодевания — полотенце, привязанное к навесу. О нет, только не это! Может, Тедди и думал, что я отлично гожусь для купальников, но, как я уже говорила, взлет его карьеры пришелся на прошлое десятилетие. Джиллиана — продукт нашего времени, и она от меня куда в меньшем восторге, особенно от груди. В шесть утра, только глянув на меня, она пробормотала: «Да, сегодня мне с тобой будет хлопот!»

Я не совсем понимала, что Джиллиана имеет в виду, пока не услышала звук, похожий на отдирание краски — она разматывала клейкую ленту. Я попятилась. «Будет больно, только когда я буду снимать!» — раздраженно сказала Джиллиана. Неправда. Уверяю вас, если вам залепили грудь двумя футами клейкой ленты, все, что вы чувствуете — это боль.

Правда, грудь кажется больше.

Я снимаю футболку, приподнимаю обе груди и сдвигаю их вместе.

— Я слышала, начали делать силикон, — говорит Ро, пока Джиллиана клеит кончик ленты мне под лопатку.

Винсент хихикает:

— Да, милая, это называется силиконовая грудь!

— Нет, я про силиконовые прокладки в лифчик!

Джиллиана оборачивает пленкой мои огненно-красные соски.

— Силиконовые прокладки — видела, — говорит Грета. — Ими многие девушки пользуются. «Виктория сикрет» их обожают — дают почти всем. Они еще такие скользкие! Девушки их называют «куриные котлеты».

— Фи, — говорю я и про себя решаю, что надо такие купить.

Тедди тяжелой поступью заходит под навес.

— Елки-палки, ну, давайте же, готовьте Эмили и поехали!

Хотелось бы сказать, что с этих самых пор все пошло иначе. Ведь я только что получила настоящий мастер-класс и осознала, что я в купальнике, на пляже, и выбор невелик.

Однако все, что я делаю, неправильно. С того момента, как я появляюсь на «съемочной площадке»: пятнадцатиярдовом участке пляжа, который ассистенты старательно очистили от палок, ракушек и водорослей. Я хожу слишком вяло («Больше жизни! — орет Тедди. — Ты не по доске у пиратов идешь!»). Когда я пускаюсь трусцой, оказывается, я бегу либо слишком быстро («За тобой Фредди Крюгер не гонится!»), либо слишком медленно («Это не «Аэробика под старые песни о главном»!). Когда Тедди предлагает мне лечь, я с радостью подчиняюсь. Увы, несмотря на скотч в декольте, лучший прием «Спортс иллюстрейтед» мне не очень подходит. Для «горячей лавы» у меня слишком плоская грудь. Я загребаю руками.

Тедди злится все больше и больше и наконец орет:

— ЭМИЛИ ВУДС! СМОТРИ, ЧТО ДЕЛАЕШЬ!

Я у себя в номере, пытаюсь оправиться после съемок. В дверь стучат.

Это Грета с цветком гибискуса в волосах.

— Как дела?

Я открываю дверь пошире, показывая книги и грязные тарелки на кровати. Грета воспринимает это как приглашение. Она заходит в номер, окутывая меня ароматом духов «Хэлстон» и детской присыпки. Ее подол скользит по моей ноге. На Грете полупрозрачное белое платье без бретелек и эспадрильи с завязками, совсем как те, что заполонили подиумы на показах весенней моды.

— Мы собираемся в город, — говорит она. — Хочешь с нами?

— Спасибо, но… — Я киваю на свои карточки.

Грета надувает губки.

— Мы совсем ненадолго — полчасика, максимум час…

— Я бы с удовольствием, но у меня сессия через два дня! — говорю я, и от одной мысли об этом мой голос срывается. — Я просто обязана учиться!

Грета становится перед кроватью и обозревает мой хаос, уперев руки в боки. Ее губы размыкаются, смыкаются и снова размыкаются.

— Что?

Она берет в руки Макиавелли.

— Да так, ничего.

— Нет, скажи.

«Государь» падает на Галилея.

— Просто… Ну, если ты уже умная, если ты гений, неужели тебе нужно учиться еще? Какой в этом смысл? Как можно стать еще умнее?

Я могла бы перечислить не меньше пятидесяти способов сразу, плюс все книги на кровати и еще конспекты, но язык не поворачивается. Я смотрю на Грету. Грета, королева рекламных щитов. Зеленоглазая Грета, чьи просящие глаза всего в паре дюймов от моих. Грета, созданная Богом. Кто я, чтобы ей отказывать?

— Пять минут, — говорю я. — Встретимся в фойе!

В ночном клубе полно доминиканцев, причем только мужчин. А может, так кажется, потому что едва мы заходим в дымный зеркальный зал, все замирает и все глаза впиваются в нас. Похоть, пот и тестостерон зашкаливают и чуть не сбивают меня с ног. Я отступаю назад, опускаю глаза, сжимаю кулаки, словно пытаюсь отразить удар. Грета, однако, невозмутима: прямая и спокойная, приподняв подбородок и глядя перед собой, она рассекает толпу, словно украшение на носу корабля, и идет в кабинку, которая по волшебству обнаружилась в дальнем углу клуба.