Онлайн книга «Австрийские фрукты»
|
Она слезла с кровати, прошлепала босиком к окну. Ступня под повязкой уже почти не болела – на ней все заживало как на собаке. Танька отвернула край занавески. Окно выходило на противоположную от улицы сторону. Внизу был сад, сразу видно, что ухоженный – деревья разные, кусты тоже разные, клумбы есть. Над крыльцом покачивался под ветром фонарь. В его свете Танька разглядела на одной клумбе хризантемы, на другой астры. Цветы были крупные, сортовые. Их с матерью соседка тетя Галя выращивала цветы на продажу, но таких шикарных даже у нее не было. Вид был мирный, но Таньку он ни капельки не успокоил. Она надела поверх ночной сорочки – это ей хозяйка сорочку дала – махровый халат, который взяла вчера в ванной, и вышла из комнаты. На первый этаж вела скрипучая деревянная лестница. Но вниз спускаться Танька не стала. Что ей там делать – с хозяйкой объясняться, почему не спит, да куда идет, да зачем? Цель у нее была, и очень ясная: она хотела найти щель, шкаф, сундук, лаз – какое-нибудь убежище, где можно было бы спрятаться сразу, как только в дом ворвутся убийцы. Когда ворвутся, поздно будет искать. Ничего такого на втором этаже не было. Висел на стене ковер, не мохнатый, как у всех, а какой-то гладкий – Танька даже ладонью по нему провела – и весь разрисованный красками, как картина. Но что толку от ковра на стене? За ним не спрячешься. Рядом с ковром была дверь еще одной комнаты. Танька тихонько толкнула ее. Комната оказалась побольше, чем та, в которой уложили ее. Глаза привыкли к темноте, и она увидела у окна что-то вроде высокого письменного стола, на котором лежали книги и бумаги. Но стула рядом не было, не стол это, значит. А что, непонятно. В углу стояла широкая кровать, на ней лежал человек. – Не спишь? – спросил он. – Почему? В том страхе, который душил Таньку, она должна была бы испугаться еще больше. Но вышло наоборот: от первых же звуков этого голоса она успокоилась. Сразу и совсем. – Боюсь, – все-таки ответила она. Правда же из-за страха проснулась. – Чего? – спросил Левертов. – Что тебя убивать придут. И меня тогда тоже убьют. Он засмеялся, но тут же охнул. Ну да, у него же ребра сломаны. Не очень-то со сломанными посмеешься. – Не бойся, – сказал он. – Мы себя убить не дадим. – А что ты против них сделаешь? – хмыкнула Танька. – Пистолет-то у тебя отобрали. – А ты откуда знаешь? – Так сказали же. Эти, которые тебя побили. Сказали, у тебя пистолет был. Неужто б оставили? – Удивительно! – Что? – Что ты это запомнила. Я в такой ситуации вряд ли обращал бы внимание на мелочи. – Ничего себе мелочи! Есть пистолет или нет – это разница. – У меня ружье еще есть, не бойся. – Охотишься? – Нет. – Ну-у… – Что – ну? – с интересом спросил он. Танька прямо слышала в его голосе этот интерес. Она вообще различала уже все его настроения. А почему так? Непонятно. – А то, что раз не охотишься, так ружье твое, может, и не стреляет уже, – объяснила она. – Закисло или еще что. – Ох! – простонал он. – Не мучай ты меня! Больно мне над тобой смеяться! – А что смешного? – обиженно пробормотала она. – Внушаешь веру в человечество, – ответил он. – Сообразительностью, не говоря уже о других твоих качествах. Если хочешь, посиди со мной. Раз одна боишься. «Уже не боюсь», – хотела ответить Танька. Но поняла, что не боится как раз потому, что он рядом. А если уйдет из его комнаты, то и снова забоится, конечно. – Может, – поколебавшись, спросила она, – мне к тебе лечь? – Куда? – удивился он. – Ну… В постель к тебе. Маленький, что ли, не понимаешь? – Я-то не маленький. А вот ты маловата еще, чтобы такое предлагать. Его голос теперь звучал сердито. Танька испугалась: сейчас прогонит! Совсем, из дому. А что она такого сказала? – Так все делают, – оправдывающимся тоном проговорила она. – Кто – все? – Все мужики. Им только этого и надо. – Кто тебе сказал? – Все говорят. – Заладила – все да все! Ты из зоопарка, что ли? Теперь Танька сама рассердилась. Да она зоопарка и не видала никогда! А про то, что всем мужикам одного только и надо, мать не уставала ей повторять чуть не каждый день. И в десятом классе у них в школе в прошлом году две девчонки родили, а в этом уже четыре – еще и в девятом, и даже в восьмом. И материна жизнь, и Алкина, и многих других женщин и девчонок вокруг нее только подтверждала это. Хорошо ему рассуждать, когда у него мать – Евгения Вениаминовна! Она его небось ничему такому не учила. – На стул сядь, – сказал он. И она тут же перестала сердиться и села на стул, который стоял у его кровати. Левертов был по грудь укрыт одеялом. Ссадины на его лице были замазаны йодом, а одна, у виска, стянута несколькими черточками пластыря. Один глаз заплыл, другой поблескивал жаром, и волосы прилипли ко лбу. Температура, наверное. – Ты откуда приехала? – спросил он, глядя на Таньку этим своим жарким глазом. Весь день ей удавалось избегать ответа на этот вопрос. Просто не отвечала никому, и все. Но не отвечать ему у нее почему-то не получалось. – Из Болхова, – нехотя проговорила она. – Орловской области. – А фамилия твоя как? – А тебе зачем? – огрызнулась было Танька. – Для понимания ситуации. А вот тебе зачем ее скрывать, а? Из дому сбежала? – Ну… да. – Почему? – Потому! – сердито буркнула она. И, поняв, что он уже все про нее знает, а чего еще не знает, то узнает все равно, горячо проговорила: – А что мне там делать? – Что все в твоем возрасте делают, – забывшись, он пожал плечами и тут же поморщился от боли. – В школе учиться. – Да плевать мне на всех! Учиться… Чтобы – что? Знаю я… Только для этого учиться-то не надо. Он помолчал – согласился с ней, может. Потом спросил: – Ну а в Москве ты что собиралась делать? Танька поколебалась – говорить, нет? Но что уж теперь… – В кино сниматься! – выпалила она. И, заметив, что он снова расхохотался бы, если бы не ребра, обиженно спросила: – А что такого? – Ох, Таня! – поморщился он. – И в каком же кино? А зря он дурой ее считает, между прочим! – В каждом фильме дети снимаются, – ответила она. – И не один, не два. Много! Я не гордая, мне даже без слов какую-нибудь роль можно… для начала. |