Книга Мороженое в вафельных стаканчиках, страница 21 – Мария Ботева

— Чего ты там бубнишь? — спросил он меня.

— Пятиминутка…

— Слушай, правда! А я и забыл…

Во вторник на третьей перемене Гоша громко крикнул:

— Разминка еще! Я что, рыжий, один тут руками махать?!

И ребята остались. Я вышла к доске, посмотрела на класс. Как начать?

— Ну давай! Нам в буфет еще! — крикнул Минька. И я сказала:

— Встаньте у парт. Поставьте ноги на ширину плеч. Согните руки в локте и поднимите их к уровню груди. Вот такое упражнение…

И я начала двигать руками. Все повторяли, делали так же, как я, а у меня почему-то закружилась голова. Кажется, прошло меньше минуты, но я объявила следующее упражнение. Лучше бы мне не смотреть на ребят, а то голова снова пошла кругом.

— Пятиминутка закончена, — побыстрее сказала я и села за парту. В кабинет тут же прискакали девятиклассники. Не проводить же разминку для них.

— Ты чего? — спросил Гоша. Я сама не знала.

Еле выдержала я эту неделю. Но судьбе показалось, что она мало меня испытала, и в субботу она подослала Солёного, нашего учителя.

— ОЗК! — объявил он тему урока. Не прошло и пятнадцати минут, как меня вызвали к доске. Натягивать на себя противогаз и резиновый защитный костюм — приятного мало. Да еще на время. Да еще без ошибок. Каким-то чудом у меня все получилось. И по времени уложилась, и все эти заклепки застегнула. Но мучения мои не кончились. Борискузьмич сказал, чтобы я давала каждому команду «Газы!», а сам встал рядом с секундомером в руках.

Никогда не задумывалась, что мне больше всего не нравится в жизни. Ответ был на поверхности, оказывается. Я не люблю давать команду «Газы!». Терпеть не могу этого. Я просто ненавижу командовать. Наверное, ничего нет хуже этого.

По журналу я вызывала одноклассников к доске:

— А сейчас должен идти Симонянц. Алик, выходи. Потом выйдет Соловьев. Алик, газы.

И Алик натягивает противогаз, общевойсковой защитный комплект — так расшифровывается ОЗК. Потом к доске идет Соловьев. И так — весь класс. Вместо одного урока мы прозанимались два. Хорошо, что после ОБЖ ничего не было. Только остаток субботы, и все. Тем, кто в начале списка, повезло больше. Они ушли по домам раньше. А вот Шмагин, например, ушел последним. На прощанье он так скривился, что я поняла: лучше всю неделю ему на глаза не попадаться. Мы с Борискузьмичом остались одни. Я хотела уйти, но он вдруг заговорил:

— Что мне делать с тобой? Сядь. Всю неделю я надеялся, что ты хоть как-то научишься… м-м… Надо как-то увереннее! А если ты увидишь аварию? Или, например, обвал! Бедствие! Потоп! Пожар! Газы! Что там еще?

— В лесу можно заблудиться, — подсказала я.

— Вот именно! Ты знаешь дорогу, знаешь, как ее найти, но никого не выведешь!

— Выведу…

— Не выведешь! Что ты устроила? А? Ну?

Я примерно понимала, о чем он, но молчала. На всякий случай смотрела не на Солёного, а в пол.

— Никто тебе не поверит! Ты бы еще у всех прощения просила! — кричал Борискузьмич. — Извините, пожалуйста, сейчас я вызову вас к доске! Прошу прощения, но время придется засечь! Не беспокойтесь, пожалуйста, ничего страшного. Газы! — кричал на весь кабинет Соленый. — Вот как это было!

Я молчала. В дверь постучали.

— Я тут тетрадь оставил, — заглянул в класс Гоша.

— Гоша! Давай так, — сказал Соленый, — теперь ты за нее отвечаешь. Научи командовать.

— Чего сразу я, я рыжий, что ли, — пробормотал еле слышно Гоша.

— Жду в учительской. Ты все понял?

— Да понял, понял, — ответил Гоша, — куда ОЗК-то девать?

Соленый вышел. Сто раз я командовала Гоше: «Газы! Газы!» Сто раз он надевал и снимал с себя противогаз и ОЗК. И все был недоволен. На улице стемнело еще в прошлом веке, школа давно затихла, только на четвертом этаже одиннадцатый класс репетировал новогодний спектакль. Гоша заставлял меня придумывать для него все новые и новые задания. Он уже поотжимался в противогазе, поприседал в ОЗК. Я даже попросила его поставить несколько стульев на парты — и он поставил. Мне кажется, я вполне научилась командовать.

— Ладно, — решил он, — последнее задание — и по домам.

— Значит, слушай вводную, — сказала я, — сейчас будет команда «Газы!», утечка аммиака. Так?

— Ну.

— Ну вот. Жильцы верхних этажей могут задохнуться. Тебе бежать в противогазе. Готов? Газы!

Гоша снова надел противогаз, потом резиновый костюм и рванул вверх по лестнице. На четвертом этаже кто-то завизжал. И тут я увидела, что Рыжий через две ступеньки скачет вниз. Я побежала за ним. Сверху топали, догоняли нас. На лестнице свет не горел, ступеней было не видно, казалось, мы летели по воздуху. Гоша специально хлопнул дверью на второй этаж — запутать следы. Одиннадцатый класс отстал, но мы все равно спрятались под лестницами, перед подвальной дверью. Рыжий чуть не раздавил Кутузова, кот громко рявкнул и убежал в темноту. Мы сидели близко-близко, но Гошины ресницы мне было не разглядеть — так темно. Он стянул противогаз, и я слышала его тяжелое дыхание. Оно как-то приближалось ко мне, становилось громче, и вдруг я почувствовала, как его голова ткнулась мне в плечо.

— Гоша! — шепотом сказала я. Он молчал.

— Гоша! Рыжий! — я уже кричала. — Хорошавин! Эй! Подъем!

Но Гоша молчал и не шевелился. Я попыталась стянуть с него ОЗК, но ничего не получилось. Осторожно положила его на пол — как мы учили, — на бок. Все это время проверяла, есть ли пульс, слушала дыхание.

До учительской было ближе, но я побежала на четвертый этаж, к одиннадцатому классу. Зря.

— Вызовите скорую! — заорала я. Ребята вздрогнули, но почему-то никто не достал телефон.

— Чего уставились? Там человеку плохо! Ну? Скорую!

Какая-то белоснежка медленно потянулась к своей сумке. И тут прибежал Борискузьмич. Я схватила его за руку, и мы понеслись к Рыжему. Под лестницей было уже светло. Наверное, это Соленый по дороге повключал везде свет. Гоша не шевелился. Борискузьмич стал трясти Гошу, дергал его за уши, бил по щекам. И вот Рыжий затряс головой, открыл глаза.

— Аммиак… — сказала я.

Мне, конечно, досталось. Столько мучить человека. Борискузьмич кричал, что у него еще не было таких глупых учеников, как я. И как Гоша тоже. И что на следующее занятие я могу не приходить, все равно толку никакого нет. И Гоша пусть не приходит. Потом успокоился и велел отправляться домой, только осторожно. Хотел идти с нами, но Гоша сказал, что мы справимся.

— Проследи за ним! — сказал он мне. — Отвечаешь головой. В следующую субботу расскажешь признаки обморока. На примере этого вот товарища. Ясно?

Я довела Гошу до квартиры. У подъезда он отправлял меня домой, но я решила, что нужно идти до конца.