
Онлайн книга «Девочка из города»
Из дома вышла мать с Николькой на руках. Она услышала его слова и усмехнулась: – Страсть какие трудные дела – с девчонками не поладили! Есть о чем говорить – сейчас побранятся, сейчас и помирятся. Аниска сама крапива хорошая. – Да ведь и крапива колется лишь тогда, когда ее топчут да ломают… – ответил отец. – Ну что выдумал!.. – Мать махнула рукой. – Будь к людям хорош, и люди к тебе хороши будут. А на обиды эти и вниманья обращать нечего – пустяки какие! – А я ей не хороша была, да? – вдруг всхлипнула Аниска, и слезы закапали на белые поленья. Отец встал. – Сходить в лес, сушнику посмотреть, подготовить… – сказал он и засунул за пояс топор. – В то воскресенье лошадь обещали. – Ну вот, – обиделась мать, – и так тебя по целым неделям не вижу! А Аниска обрадовалась. Слезы ее сразу высохли. – И я с тобой, папаня! Ладно? – Ну а как же! – отозвался отец. – Оба чудные, – сказала мать и улыбнулась, покачав головой. – В лес каждый раз будто к празднику идут! Э-эх! Аниска неподвижно стояла на полянке, озаренной солнцем, среди пышной пестрой иван-да-марьи. Деревья, полные солнечного спокойствия, окружали ее, и откуда-то из зеленой чащи сыпался разноголосый птичий щебет. Аниска видела, как на белый цветок дикой петрушки вылез и уселся кремовый паучок-бокоход. Сел и сидит неподвижно – попробуй-ка, муха, разгляди врага! Она слышала, как далеко-далеко стучит дятел по стволу дерева. Она различала сладкий запах пушистой розовой таволги, которая цвела среди кустов. Сердце ее понемножку отогревалось, успокаивалось. – Папаня, ау! – звонко закричала она. – Э-ге-ге! – ответил ей отцовский голос из лесной гулкой дали. Отец здесь, рядом. И весь день будет Аниска около него. Как хорошо, как весело, когда отец дома! Пускай только кто-нибудь нынче подразнит ее! Пускай Лиза хоть пальцем тронет! Ага! При отце-то она побоится. Легонько взмахнув густыми космами, Аниска пошла дальше, в лесную страну, – тихую, приветливую, ласковую… На старой заросшей дороге Аниска увидела ежа. Он хлопотливо бежал ей навстречу. – Куда ж, дурачок, бежишь прямо под ноги? – спросила Аниска. – А если б это не я была, а какие-нибудь мальчишки? Ежик был молодой, иглы у него были светлые, свежие и неострые. Он свернулся в клубок, Аниска легонько перевернула его. – Ну, ну, не фыркай, я тебе только в лицо посмотрю. У, какой ты смешной! И глаза зажмурил. А нос-то черный да мягкий какой, как сливинка! Ну ладно, развертывайся да иди куда шел… Ежик открыл глазки, посмотрел на Аниску и опять зажмурился. – Ну ладно, уйду, – сказала Аниска, – а то пролежишь тут, опоздаешь по своим делам… И пошла дальше. Муравьи черным ручейком текли куда-то, пересекая дорогу. Куда это они? Ага, на калину! А что там, на калине, медом намазано, что ли? – Ты что нашла? – спросил отец, выходя из чащи. Аниска молча поманила его к себе рукой. – Гляди-ка… куда это они? – А вот куда, – сказал отец, приглядевшись, – видишь? На калиновых листьях, возле самого черешка, Аниска увидела красные бугорки. Вот к этим-то бугоркам и стремились муравьи. Они грызли их со всех сторон жадно и торопливо. На калиновый лист села глупая муха и поползла к этим бугоркам. Но муравьи, приподнявшись на задние лапы, замахали на нее передними и выставили свои свирепые челюсти: «Не подходи! Загрызем!» Муха попятилась и улетела в страхе. – Ой, звери! – прошептала Аниска. – А что, если бы они большие были? Ну, если бы с корову? Вот-то страшны были бы! Ух, и страшны!.. – Страшней медведя были бы, – согласился отец. К полудню, когда густой зной начал проливаться на лесные полянки, отец и Аниска дошли до ручья. Они уселись на бережку. Отец достал из кармана большой ломоть хлеба с солью, завернутый в газету, посмотрел вокруг: – Кто хлеба хочет? Ну-ка? – Ты кому – птицам? – засмеялась Аниска. – Всем, кто попросит, – улыбнулся отец. Он отломил половину ломтя Аниске. А от своей половины отщипнул мякиш и покрошил на сырую песчаную отмель. – Может, какие пичужки съедят… Аниска съела хлеб, запила водой из ручья. Хорошо! Хорошо жить!.. Речка журчит. Таволгой пахнет. Отец сидит на бугорке, покуривает… Аниска запела. Голос у нее был низкий и неверный. Если бы девчонки услышали, сейчас же начали бы смеяться. А если отец слышит – ничего. Он смеяться не будет. В голубой вышине, играя солнечными огоньками, чуть-чуть трепетали тревожные листья осины. Аниска посмотрела на них и вдруг замолкла. Как жалко, что Светланы сейчас нет здесь. Сидели бы у ручейка, лежали бы на траве… – Папаня, а где эти ронжи водятся? – сдвинув брови, спросила она. – Ведь ты правду сказал, что у нас эти птицы живут? С красными крыльями, а? – Правду, – ответил отец, – а для чего же человеку неправду говорить? – А как ее найти? Вот я хожу, хожу, все хочу эту ронжу увидеть… – Красивая птица, – сказал отец. – Она, где сыро да глухо, от людей подальше свое гнездо вьет. – А поймать ее можно? – Нет. Поймать нельзя. Не поддастся. Да и на что ее ловить? Пусть в лесу живет. В неволе она жить не может. Умирает. Тоскует шибко. – Мне нужно поймать ронжу. Отец поглядел на Аниску: – Это на что же тебе? Аниска опустила глаза. – Мне Светлане подарить надо. Это я не так тебе тогда сказала. Светлана хорошая. И зубки у нее хорошенькие… – А говорила, не нужен тебе никто, а? – усмехнулся отец. – Светлана нужна мне… – еле слышно прошептала Аниска. – Прямо знаешь как… До смерти! – Эх, Аниска! – удивился отец. – Так чего ж ты? Сходи да помирись с ней. Вот давай лисичек наберем, ну и снесешь ей гостинец. Ладно? * * * Вечером Танюшка прибежала к Кате. – Знаешь, а Косуля все-таки чуднáя. Лисичек принесла – целый фартук – и все отдала Тумановым! Вот хочется ей со Светланой дружиться, вот хочется, и все. И что пристала? – А Светлана что? – А Светлана смеется. Говорит: «То игрушки мои все покидала, а то как собачонка за мной бегает». Говорит: «Я и в Москве всем буду рассказывать…» Катя сказала задумчиво: – А когда Аниска за нее капусту полола, что ж она тогда не смеялась?… Хоть и ленивая у Кати была душа, но тут и она не смолчала. |