Онлайн книга «Восемь лучших произведений в одной книге»
Тут я перевел дух, вытер лицо, достал из кармана компас и, громко напевая: „По военной дороге шел в борьбе и тревоге…“, — распахнул калитку. Дядя и старик Яков сразу же обернулись. Как бы удивленный тем, что увидел старика Якова, я на секунду оборвал песню, но тотчас же, только потише, запел снова. Подошел, поздоровался и показал компас. — Дядя, — сказал я, — посмотрите на компас. В какой стороне отсюда Одесса? — Моряк! Лаперузо! Дитя капитана Гранта! — похвалил меня дядя, очевидно довольный тем, что я не нахмурился и не удивился, увидев здесь старика Якова, который был теперь наголо брит — без усов, без диагоналевой гимнастерки с орденом, а в просторном парусиновом костюме и в соломенной шляпе. — Вон в той стороне Одесса. Сегодня мы проводим старика Якова на пристань к пароходу: он едет в Чернигов к своей больной бабушке, а тем временем я отвезу тебя в Одессу. Это было что-то новое. Но я не показал виду и молча кивнул головой. — Ты должен быть терпелив, — сказал дядя. — Терпение — свойство моряка. Помню, как-то плыли мы однажды в тумане… Впрочем, расскажу потом. Ты где бегал? Почему лоб мокрый? — Домой торопился, — объяснил я. — Думал, как бы не опоздать к обеду. — Нас сегодня старик Яков угощает, — сообщил дядя. — Не правда ли, добряк, ты сегодня тряхнешь бумажником? Ты подожди, Сергей, минутку, а мы зайдем в комнату. Там он с дороги отряхнется, почистится, и тогда двинем к ресторану. Я проводил их взглядом, сел на скамью и, поглядывая на компас, принялся чертить на песке страны света. …Не прошло и трех минут, как по лестнице раздался топот, и на дорожку вылетел дядя, а за ним, без пиджака, в сандалиях на босу ногу, старик Яков. — Сергей! — закричал он. — Не видел ли ты здесь старуху? — А она, дядечка, на заднем дворике голубей кормит. Вот, слышите, как она их зовет? „Гули, гули“! — „Гули, гули“! — хрипло зарычал старик Яков. — Я вот ей покажу „гули, гули“! — Только ласково! Только ласково! — предупредил на ходу дядя. — Тогда мы сейчас же… Мы это разом… Голуби с шумом взметнулись на крышу, а старуха с беспокойством глянула на подскочивших к ней мужчин. — Только тише! Только ласково! — оборвал дядя старика Якова, который начал чертыхаться еще от самой калитки. — Добрый день, хорошая погода! — торопливо заговорил дядя. — Птица-голубь — дар Божий. Послушайте, мамаша, это вы нам сейчас принесли в комнату разные… цветочки, василечки, лютики? — Для своих друзей, — начала было старуха, — для хороших людей… Ай-ай!.. Что он на меня так смотрит? — Отдай добром, дура! — заорал вдруг старик Яков. — Не то тебе хуже будет! — Только ласково! Только ласково! — загремел на Якова дядя. — Послушайте, дорогая: отдайте то, что вы у нас взяли. Ну, на что вам оно? Вы женщина благоразумная (молчи, Яков!), лета ваши преклонные… Ну, что вы, солдат, что ли? Вот видите, я вас прошу… Ну, смотрите, я стал перед вами на одно колено… Да затвори, Яков, калитку! Кого еще там черт несет?! Но затворять было уже поздно: в проходе стоял бородатый старухин сын и с изумлением смотрел на выпучившую глаза старуху и коленопреклоненного дядю. Дядя подпрыгнул, как мячик, и стал объяснять, в чем дело. — Мама, отдайте! — строго сказал ее сын. — Зачем вы это сделали? — Но на память! — жалобно завопила старуха. — Я только хотела на добрую, дорогую память! — На память! — взбесился тогда не вытерпевший дядя. — Хватайте ее! Берите!.. Вон он лежит у нее в кармане! — Нате! Подавитесь! — вдруг совершенно спокойным и злым голосом сказала старуха и бросила на траву красную резиновую подвязку. — Это моя подвязка! — торжественно сказал старик Яков. — Сам на днях покупал в Гомеле. Давай выкладывай дальше! Старуха швырнула ему под ноги две копейки и вывернула карман. Больше в карманах у нее ничего не было. Два часа бились трое мужчин со старухой, угрожали, уговаривали, просили, кланялись… Но она только плевалась, ругалась и даже изловчилась ударить старика Якова по затылку палкой. До отплытия черниговского парохода времени оставалось уже немного. И тогда, охрипшие, обозленные, дядя и Яков пошли одеваться. Старик Яков переменил взмокшую рубаху. С удивлением глядел я на его могучие плечи; у него было волосатое загорелое туловище, и, как железные шары, перекатывались и играли под кожей мускулы. „Да, этот кривоногий дуб еще пошумит, — подумал я. — А ведь когда он оденется, согнется, закашляет и схватится за сердце, ну как не подумать, что это и правда только болезненный беззубый старикашка!“ Перед тем как нам уже уходить на пристань, подошел старухин сын и сообщил, что в уборной в яме плавает вторая красная подвязка. Тут все вздохнули и решили, что полоумная старуха там же, по злобе, утопила и браунинг… Но делать было нечего! Самим в яму лезть, конечно, никому не вздумалось, а привлекать к этому темному делу посторонних никто не захотел. Я смотрел на холм с развалинами каменной беседки, думал о своем и, конечно, молчал. На речной вокзал мы пришли рано. Только еще объявили посадку, и до отхода оставался час. Старик Яков быстро прошел в каюту и больше не выходил оттуда ни разу. Мы с дядей бродили по палубе, и я чувствовал, что дядя чем-то встревожен. Он то и дело оставлял меня одного, под видом того, что ему нужно то в умывальник, то в буфет, то в киоск, то к старику Якову. Наконец он вернулся чем-то обрадованный и протянул мне пригоршню белых черешен. — Ба! — удивленно воскликнул он. — Посмотри-ка! А вот идет твой друг Славка! — Разве тебе ехать в эту сторону? — бросаясь к Славке, спросил я. — Я же тебе говорил, что вверх, — ответил Славка. — Ну-ка, посмотри, вода течет откуда?.. А ты куда? До Чернигова? — Нет, Славка! Мы только провожаем одного знакомого. — Жаль! А то вдвоем прокатились бы весело. У отца в каюте бинокль сильный… восьмикратный. — Глядите, — остановил нас дядя. — Вон на воде какая комедия! Крохотный, сердитый пароходишко, черный от дыма, отчаянно колотил по воде колесами и тянул за собой огромную, груженную лесом баржу. Тут я заметил, что мы остановились как раз перед окошком той каюты, что занимал старик Яков, и сейчас оттуда, сквозь щель меж занавесок, выглядывали его противные выпученные глаза. „Сидишь, сыч, а свету боишься“, — подумал я и потащил Славку на другое место. Пароход дал второй гудок. Дядя пошел к Якову, а мы попрощались со Славкой. — Так не забудь зайти за фонарем, — напомнил он. — Отец вернется завтра обязательно. |