Книга Дверь в Лето, страница 54 – Роберт Хайнлайн

Потом я снял с пальца кольцо, полученное при окончании института, – другого у меня не было – и отдал ей, сказав, что теперь мы обручены.

– Оно тебе великовато, но ты сохрани его. Когда проснешься, я подарю тебе другое.

Она крепко зажала кольцо в кулачке.

– Не надо мне никакого другого.

– Ладно. А теперь попрощайся с Питом, Рикки. Пора ехать, у меня нет ни минуты.

Она крепко обняла Пита и передала его мне, пристально глядя мне в глаза. По ее лицу, оставляя на грязных щеках две дорожки, текли слезы.

– Прощай, Дэнни.

– Не «прощай», Рикки, а «до свидания». Мы будем ждать тебя.

* * *

В четверть десятого я вернулся к мотелю. Оказалось, что автобус в аэропорт уходит из центра городка через двадцать минут. Я отыскал единственного здешнего торговца подержанными автомобилями и сбыл ему свою машину за полцены, получив тут же наличными. Вероятно, это была самая скорая сделка в истории торговли. Оставшегося времени едва хватило, чтобы тайком протащить Пита в автобус (летный персонал недолюбливает страдающих воздушной болезнью котов), и в одиннадцать с минутами мы уже были в кабинете мистера Пауэлла.

Мистер Пауэлл был очень недоволен, что я отказался вверить заботам Всеобщей свои капиталы, и вознамерился прочитать мне мораль по поводу потери документов.

– Не могу же я просить судью во второй раз заверить одни и те же документы, а ведь еще и суток не прошло. Это выходит за всякие рамки.

Я помахал перед его лицом пачкой денег с весьма впечатляющими цифрами на банкнотах:

– В ваши обязанности не входит мотать мне нервы, господин блюститель. Хотите, чтоб я был вашим клиентом? Если нет, так и скажите, я ведь могу пойти в «Центральную долину». Потому что лечь в долгий сон мне нужно именно сегодня.

Он все еще кипел от злости, но, похоже, сдался. Потом он начал ворчать о дополнительных шести месяцах холодного сна и ни за что не хотел гарантировать точную дату пробуждения.

– В контрактах обычно указывается: «Плюс-минус один месяц на усмотрение администрации с целью избежания риска при пробуждении».

– А в моем контракте не указывайте. В нем должна стоять точная дата: двадцать седьмое апреля две тысячи первого года. И мне плевать, будет ли это написано в бланке Всеобщей или «Центральной долины». Вы продаете, мистер Пауэлл, а я покупаю. Не можете продать, что мне надо, так я пойду туда, где могут.

Он внес изменения в контракт, и мы заверили его своими подписями.

Ровно в двенадцать я предстал перед врачом для заключительного осмотра. Он внимательно взглянул на меня:

– Ты пил?

– Трезв как стеклышко.

– Это еще выяснить надо. Увидим.

Обследовал он меня не менее тщательно, чем «вчера». Наконец он отложил свой резиновый молоток и сказал:

– Удивительно. Ты же в гораздо лучшем состоянии, чем вчера. Просто поразительно.

– Эх, знали бы вы хоть сотую долю всего, док…

Я взял Пита на руки и гладил его, пока ему делали успокоительный укол. Потом лег сам, и меня принялись готовить к холодному сну. Я мог бы, конечно, и подождать еще день-два, но, честно говоря, мне очень не терпелось поскорей оказаться в 2001 году.

Около четырех я мирно уснул; на груди у меня покоилась голова Пита.

На этот раз я видел более приятные сны. Только однажды мне приснился сон, навеявший чувство разочарования и безысходности. Будто я шел и шел, дрожа от холода, бесконечными коридорами, заглядывая во все двери в надежде, что уж следующая непременно окажется Дверью в Лето и за нею меня ждет Рикки. Пит мешал мне, то и дело забегая вперед; у котов есть такая вредная привычка – шмыгать под ногами туда-сюда, если, конечно, они уверены в своей полной безнаказанности. Перед каждой дверью он проскакивал у меня между ног, выглядывал наружу, убеждался, что там все та же зима, и отпрыгивал назад, едва не сбивая меня с ног. Но нас с ним не оставляла надежда, что уж следующая-то дверь обязательно будет Дверью в Лето.

На этот раз я проснулся легко: все мне было уже привычно. Доктор был даже несколько раздосадован, что я не захотел поболтать с ним, а сразу спросил завтрак и «Таймс». Вряд ли стоило объяснять ему, что мне не впервой выходить из анабиоза: все равно он бы мне не поверил.

Меня ожидала недельной давности записка от Джона.

Сперва я собрался было позвонить Джону – поприветствовать его и рассказать о блестящей мысли, пришедшей мне в голову во сне: сделать штуковину, которая превратит купание в ванне из обычной гигиенической процедуры в тонкое удовольствие. Но потом раздумал: сперва надо было заняться другим. А пока я не забыл подробностей нового замысла, я кое-что записал. Вскоре я заснул. Заснул и Пит, сунув голову мне под мышку. Надо было отучить его от этого. Приятно, но не очень удобно.

Тридцатого апреля, в понедельник, я выписался и отправился в Риверсайд, где снял комнату в гостинице. Как я и ожидал, по поводу Пита возникли сложности: автоматический коридорный взяток не берет – тоже мне усовершенствование; по счастью, человеческое естество помощника управляющего оказалось более восприимчивым. Он внял моим доводам – хрустящим и весомым. В ту ночь я спал плохо. Очень волновался перед встречей с Рикки.

На следующий день в десять утра я уже представлялся директору Риверсайдского храма.

– Доктор Рамси, меня зовут Дэниел Б. Дэвис. Есть у вас клиентка по имени Фредерика Хайнике?

– Полагаю, у вас имеется удостоверение личности?

Я показал ему свои водительские права, выданные в 1970 году в Денвере, и свидетельство о выписке из храма «Лесная лужайка». Он внимательно прочитал бумаги и вернул их мне.

– Я знаю, что ее должны разбудить сегодня, – взволнованно сказал я. – Распорядилась ли она разрешить мне присутствовать при этом? Я не имею в виду сам процесс – только ту минуту, когда она возвратится к нормальной жизни.

Он выпятил нижнюю губу и безразлично взглянул на меня:

– У нас нет указаний относительно того, чтобы вышеозначенную клиентку разбудить сегодня.