Онлайн книга «Обыкновенные девчонки (сборник)»
|
Людмила Федоровна кивнула головой. Пока Петр Николаевич осторожно оттачивал над пепельницей карандаш, Катя смотрела на него и думала о том, что этот большой, широкоплечий человек совсем скоро, может быть даже через несколько дней, будет летать где-то далеко-далеко, над ледяными глыбами и снеговыми равнинами Арктики. Ведь недаром же здесь в передней стоят наготове огромные меховые сапоги и висит меховая куртка. Аня в это время все еще озиралась по сторонам. Особенно интересными показались ей темные очки в кожаной оправе. Она даже привстала, чтобы поглядеть на них. — Что, не видела еще таких маленьких очков? — спросил Петр Николаевич и, сняв очки с полки, протянул их девочкам. — А почему они темные? — спросила Катя. — А чтобы снег не слепил глаза, — ответил Петр Николаевич. — Это особые очки, светофильтровые… Ну вот, Люся, получай. Петр Николаевич отдал жене карандаш и пошел в соседнюю комнату. — Людмила Федоровна, вам очень больно было? — тихонько спросила Катя, морщась от воображаемой боли. Людмила Федоровна стала писать на листке ответ своим ровным учительским почерком, а обе девочки, то и дело стукаясь лбами, заглядывали через ее руку в блокнот. И Кате вдруг показалось странно, что учительница пишет эти фразы не для грамматического разбора, не для того, чтобы девочки определили части речи или члены предложения, а просто так, как пишут письма. «Конечно, было немного больно, — прочли девочки на листке блокнота, — вернее, не так больно, как неприятно. А что хорошего у вас?» Катя переглянулась с Аней. Людмила Федоровна удивленно посмотрела на девочек. — У нас новая учительница, — начала виновато Аня. — Но это ничего, Людмила Федоровна! Вы не думайте! Мы любим только вас одну. Мы все так ждем вас, так ждем! А новая учительница нам совсем не понравилась. Людмила Федоровна нахмурилась, притянула к себе блокнот и написала крупно и не так уже ровно, как раньше: «Рассказывайте все по порядку». Катя взглянула на Аню, не зная, что делать. Она поняла, что Людмила Федоровна встревожена, и от этого рассказывать стало как-то неловко и неприятно. Ну как, в самом деле, говорить теперь о том, что в классе шептались, подсказывали, шумели? Аня тоже растерянно смотрела на Катю, но Людмила Федоровна еще раз повелительно показала карандашом на слово «рассказывайте», и Аня начала опять: — Ну вот… вызвала новая учительница Лену Ипполитову и стала диктовать ей что-то трудное-претрудное. Лена один раз сбилась… — Нет, не один раз, — поправила Аню Катя. — Ну, нечаянно еще разок сбилась, — продолжала Аня. — Зоя Алиева говорит: «Анна Сергеевна, Лена всегда все знает», а эта новая учительница даже и внимания на Зоины слова не обратила и как начала придираться, как начала! И подумайте, Людмила Федоровна, поставила Лене тройку! Тройку — Лене! — Не тройку, а вопросительный знак, — опять поправила подругу Катя. — В книжечку. — Ну, это все равно, — сказала Аня. — А потом Анна Сергеевна вызвала Настеньку. И опять давай придираться! — Она не то что придиралась, — сказала Катя, — а просто очень строго спрашивала. — Так строго, так строго, — подхватила Аня, — просто ужас! Мы даже не знали, что делать. И подумайте, Людмила Федоровна! Мы и так устали, а она еще после всех уроков заставила нас решать примеры по арифметике! У нас всех головы разболелись, трещат не знаю как, прямо на части разламываются, все чуть не плачут, а ей все мало! «Решайте!» — кричит… — И вовсе она не кричала, — перебила Аню Катя. — А просто громко говорила, потому что мы шумели. Но Аня так увлеклась, что уже не могла остановиться и с жаром продолжала описывать мучения, которым подвергла несчастных девочек новая учительница. Людмила Федоровна слушала с напряженным вниманием, а Петр Николаевич то и дело заходил в комнату, брал со стола какую-нибудь книгу, прохаживался взад и вперед и время от времени останавливался, поглядывая через плечо на Людмилу Федоровну и на девочек. Но Аня все рассказывала и рассказывала, не замечая внимательного взгляда, которым посматривал на нее и на Катю Петр Николаевич. Людмила Федоровна тревожно пошарила вокруг, нашла карандаш и торопливо написала: «Я ничего не могу понять. Катя, расскажи теперь ты, как вел себя класс. Расскажи все как было. По порядку». Катя тяжело вздохнула. Не в силах выговорить ни слова, она молча, глазами, попросила у Людмилы Федоровны карандаш и написала: «По порядку мне трудно». «Почему?» — написала на том же листке Людмила Федоровна. «Потому что я сама вела себя плохо, — вывела Катя. — Хуже всех». Людмила Федоровна посмотрела Кате в глаза долгим, пристальным взглядом. Катя почувствовала, что должна сказать сейчас Людмиле Федоровне всю правду о себе… О том, как она обидела Анну Сергеевну. О том, что Анна Сергеевна пригрозила вызвать в школу Катину маму… Но ведь это еще больше огорчило бы Людмилу Федоровну! Она и так вся покраснела. А ей, конечно, нельзя волноваться. Что же делать? Что делать? Катя низко опустила голову, изо всех сил думая о том, как лучше поступить — сказать или не сказать? А Людмила Федоровна тем временем опять взяла карандаш, подумала немного, и карандаш тоже как будто задумался и застыл у нее в руке. Но вот, словно вспомнив что-то, он опять быстро задвигался по листку блокнота. «А что же смотрит ваш совет отряда? — прочли девочки. — Как вела себя Стелла?» — Никак она себя не вела, — проговорила Катя и виновато посмотрела на учительницу. — А вы к нам… скоро придете? — спросила Аня. — Доктор вам позволит нас учить? «Если будете вести себя так плохо, — ответила опять на бумаге Людмила Федоровна, — не вернусь никогда!» Она с такой силой поставила восклицательный знак, что даже карандаш не выдержал и сломался. Катя сидела съежившись, не решаясь посмотреть Людмиле Федоровне в глаза. «Все ужасно! — думала она. — И Людмилу Федоровну огорчили, и мама расстроится, когда узнает. Хорошо еще, что папа так далеко…» Теперь уже все молчали — не только Людмила Федоровна, но и девочки, словно им тоже доктор запретил разговаривать. В комнату опять вошел Петр Николаевич. Он заглянул через плечо Людмилы Федоровны в ее блокнот, оперся рукою о стол и спросил, глядя на девочек в упор: — Что ж, вы, как я вижу, очень любите свою учительницу? — И он указал головой на Людмилу Федоровну. — Да! — ответили девочки сразу. — Очень! — Зря, — сказал он спокойно и посмотрел на Людмилу Федоровну чуть насмешливо. — Зря вы ее любите, — повторил он. — Не стоит она этого. Аня даже подскочила: |