Онлайн книга «Обыкновенные девчонки (сборник)»
|
И Катя с каким-то новым интересом и любопытством принялась рассматривать окружавших ее людей. Ей хотелось представить их себе с потемневшими от солнца лицами, в походной одежде — одним словом, в таком виде, в каком они работают «в поле», как говорят геологи. Особенно занимали ее почему-то двое людей. Они еще никогда не приходили к Сергею Михайловичу домой, и на карточках она их как будто бы никогда не видела. Впрочем, может быть, и видела, да не узнала — так же как и Галочку Чернову. — Папа, — спросила Катя негромко, — это кто идет наискосок от Петра Ивановича?.. Да нет, ты не туда смотришь, — в охотничьей куртке с карманами, такой бородатый, на Робинзона похож… Тоже поисковик, да? — Ах, этот? — Папа усмехнулся. — Да нет, нельзя сказать, чтоб это был поисковик, хоть он и вправду на сто верст под землей видит. Это, дочка, наш главный бухгалтер. — А он тоже с вами в пустыню ездит? — Ну что ты! Зачем? Он здесь в своей бухгалтерии сидит, зарплату нам выписывает. — Так зачем же у него такая борода и такая куртка? — А это уж ты у него спроси. Спрашивать Катя, конечно, не стала, но подумала не без удивления: «Странно это все-таки. Вот, например, Петр Иванович — где он только не побывал! Папа говорит: весь свет изъездил. А встретишь его на улице — ни за что не догадаешься, что он путешественник. А бухгалтер у них — ну, точь-в-точь Робинзон, хоть он дальше своей бухгалтерии никуда не ездит…» И она опять дернула отца за рукав: — Папа, а вон тот, высокий-высокий, что с Галочкой Черновой разговаривает, — это, наверно, помощник бухгалтера, да? — Почему ты так думаешь? — удивился Сергей Михайлович. — Да потому что он на кого хочешь похож, только не на бухгалтера. Сергей Михайлович засмеялся: — Ну, он и не бухгалтер, а настоящий геолог-полевик. Это знаешь кто? Я тебе про него рассказывал как-то. Это наш Павлик. — Тот самый? — Тот самый. Катя даже руками всплеснула: — Да ведь ты, папочка, говорил, что он у вас самый младший. А он — вон какой большой. — Такой вырос. Он у нас и самый большой и самый маленький. Павлик, должно быть, почувствовал, что про него говорят. Он повернулся, посмотрел, улыбаясь, на Сергея Михайловича, на Катю, на Мишу, слегка помахал им рукой и вдруг, неизвестно почему, сильно покраснел. Сергей Михайлович и Миша тоже помахали в ответ, а Катя почему-то не решилась, хотя Павлик ей очень понравился. У него были густые темные брови — они даже немножко сошлись над переносицей, — а волосы довольно светлые и кудрявые. Катя подумала, что это очень красиво, и невольно потрогала свои тоненькие, широко раздвинутые на лбу бровки. А колонна между тем двигалась дальше и дальше. Она давно уже влилась в общий поток демонстрации, и теперь впереди и позади них пылали на солнце красные знамена и флажки, гудели тысячи голосов; то перекликались и спорили между собой разные песни, то они сливались в одну, общую. Возле лотков и грузовиков, убранных плакатами, было весело и шумно. Все покупали и угощали друг друга мороженым, пирожками, булочками с вареньем, дарили друг дружке разные веселые пустяки: воздушные шары, бумажные цветы, мячики, легко скачущие на резинке, конфеты в пестрых бумажках… Сергей Михайлович тоже поминутно покупал всякую всячину — что ни подвернется под руку (не то что мама!). Они уже купили два красных шара, и один из них сразу же улетел. Купили Мише прозрачного петуха на палочке и красный флажок. Купили булочки с кремом. И хорошо еще, что булочки можно было сразу съесть, а то не хватило бы рук держать все, что покупал папа. В глубине души Катя чувствовала, что пора бы сказать: «Довольно, папочка, у нас уже все есть», но покупать было уж очень весело, и Катя молчала. Они с Мишей тянули отца то в одну сторону, то в другую: — Смотри, папочка, танцуют! — Папочка, смотри — артисты едут! — Это из цирка, да? А где же Карандаш? Сергей Михайлович едва успевал поворачиваться и отвечать им. Время от времени колонна останавливалась, поджидая, когда можно будет двинуться дальше. Тут начинались танцы, игры. Один раз затеяли играть в кошку-мышку, и Миша так ловко увертывался от Петра Ивановича, что тому так и не удалось поймать его. В соседней колонне кто-то заиграл на баяне вальс, и все принялись танцевать. Катя танцевала с Галочкой Черновой, а потом Галочку пригласил папа, а Катю — Павлик, и Катя ужасно смутилась. «Как же я буду танцевать с ним, когда он такой длинный? — подумала она. — Ведь я ему едва до пояса достаю». Но тут, к счастью, передняя колонна двинулась, и баян сразу умолк. На Пушкинской площади пришлось стоять особенно долго. Уже и поплясали, и поиграли, и спели добрую дюжину песен, а улица впереди все еще была запружена. — А ну-ка давайте споем наши частушки, самодельные, — предложил Петр Иванович и первый затянул баском: Через мертвые пески В путь идут солевики. По степям пустынным рыщут, Соль химическую ищут. Все хором подхватили припев: Солевик-поисковик Жить на месте не привык. Мише до того понравилось, что он запрыгал на месте и закричал: «Дальше, дальше!» Но подгонять и упрашивать вовсе и не надо было. Второй куплет запела Галочка. Голос у нее был очень хороший — высокий, чистый, — он так и летел над головами, точно на крыльях: Буря черная несется, Заметает все колодцы. Все дороги, все пути, Ни проехать, ни пройти. И опять все дружно подхватили: Все дороги, все пути, Ни проехать, ни пройти. Галочка задумалась, вспоминая следующий куплет. Но сейчас же на помощь ей пришел долговязый Павлик. Он запел: А улегся ураган, В путь выходит караван. Наш начальник каравана Сам грознее урагана. И он хитро подмигнул в сторону Сергея Михайловича. — Ой! — тихо сказала Катя и посмотрела на Павлика снизу. А все, словно поняв намек, обернулись к Сергею Михайловичу и, лукаво посмеиваясь, пропели ему еще раз: Наш начальник каравана Сам грознее урагана. Сергей Михайлович сделал вид, что намек относится не к нему, и запел следующий куплет: Удивляются верблюды — Это что еще за чудо? Мачта смотрит в небеса, Ловит с неба голоса. |