Книга Притворяясь мертвым, страница 28 – Стефан Каста

Подходит Филип. Он светит на меня фонариком. Резкий свет бьет прямо в глаза, и я пытаюсь заслониться от него руками. Свет пробивается и причиняет боль. Я чувствую, как крепкая рука подхватывает меня. Я поднимаюсь с земли, стою, покачиваясь, пока рука примеривается, как бы покрепче меня схватить. Филип что-то говорит, но я не понимаю ни слова. Филип повторяет фразу, и до меня доходит, что он хочет, чтобы я шла, я пытаюсь сделать шаг, но ноги не держат меня.

Я снова падаю. Филип чертыхается. Его рука еще крепче хватает меня за спину. Я двигаюсь. Не понимаю, как это происходит, но я словно лечу вниз по склону.

Не знаю, как я оттуда ухожу. У меня нет даже туманного намека на объяснение. Непонятно. Пусто. Воспоминание не стерлось из памяти, его никогда не было. Я не могла отметить, что происходило вокруг. Последнее, что я помню, — это мой шаг в пустоту и падение в черную бездну. Затем голоса Пии, Криз, Филипа и Манни, кружащие надо мной в темноте.

Как я ни пытаюсь, больше ничего не могу вспомнить. Два дня я ничего не ела, кроме лекарства от мигрени. После того, как я несколько раз затянулась самокруткой Манни, мой мозг словно вылетел прочь. С этого момента все становится туманным и нереальным. Я словно нахожусь не на горе, а где-то еще. Наверняка мы все пережили нечто похожее. Иная реальность, как в фильме.

Я помню, как мы шутили над Кимме. Притворялись, что он наш раб. Затем что-то случилось и настроение изменилось. Кто-то поссорился, кажется, Манни и Кимме. Такое и раньше бывало. Но мои воспоминания смутные. Странно, но, лежа у навеса, я видела себя со стороны. Слышала, как я хохотала по любому поводу. Глубоко внутри было слабое ощущение, что что-то идет не так, но я не придавала этому значения. Просто что-то происходило в этом чертовом тумане, но, когда наступит рассвет и мы протрезвеем, все снова будет хорошо.

* * *

Я резко просыпаюсь от того, что кто-то хлопает меня по щекам. Когда хлопки повторяются, я медленно открываю глаза. Чувствую, что сижу, прислонившись к дереву, передо мной небольшой торфяник. Ребята стоят вокруг меня. Филип держит в руке ковш с водой. Он кивает мне. Затем выливает всю воду мне на голову. Ледяная вода тенет по спине. Я долго сижу, не двигаясь. Слышу, как остальные что-то бормочут друг другу. Черная пустота исчезла. Светает. Я оглядываюсь вокруг. Перед глазами все плывет. Я шевелю рукой. Подношу ее к лицу. Провожу кончиками пальцев по векам и по виску.

— Ну, как ты?

Это голос Криз. Кажется, это первые слова, которые я действительно слышу и узнаю. Три слова. Голос Криз и ее холодная рука, она гладит меня по лбу. Три слова. Рука Криз задевает что-то болезненное и шероховатое.

Я издаю тихий стон. Чувствую, как подкатывает тошнота. Я шарю рукой по карманам, ищу, там ли очки, но не могу их найти. Скорее всего, я их потеряла. Филип просто стоит у дерева. Вид у него усталый и потрепанный. Манни вытянулся на зеленом мху. Кажется, он дремлет. Пия, съежившись, в одиночестве сидит спиной ко мне. Ее крупная фигура вздрагивает, словно она плачет.

— Ну, как ты?

Три простых слова. Я медленно поворачиваю лицо и встречаюсь взглядом с Криз. Она смотрит на меня встревоженными, покрасневшими от недосыпа или слез глазами. В ту же секунду я понимаю, что проблема не в ссадине и не в потерянных очках — случилось что-то плохое. Что-то действительно плохое. Я снова оглядываюсь, смотрю на усталое лицо Филипа, на спящего Манни и на Пию. Она все еще сидит на камне, погрузившись в себя, и всхлипывает. Я собираюсь с силами и спрашиваю бесцветным голосом:

— Где Кимме?

* * *

Мои слова будто продавливают дыру в чем-то вязком.

— Что произошло? — говорю я. — Что вы сделали с Кимме?

Все смотрят на меня. Кажется, до них только сейчас дошло, что я ничего не понимаю, кто-то должен мне обо всем рассказать и все объяснить.

— Произошла ссора, — тихо отвечает Криз. — Кимме получил по полной. Он потерял сознание.

— Он ранен?

— Думаю, ничего страшного.

— Он остался на горе?

Криз кивает.

— Он отключился.

Я поворачиваюсь к Манни:

— Что вы с ним сделали?

— Просто немного побили. Черт, тут не о чем ныть. Мы просто повздорили. Он тоже. Сам первый начал.

— Он так странно себя вел, — говорит Пия-Мария. — Был таким занудой.

— Он постоянно нас провоцировал.

— Манни, кто дрался: ты и Кимме?

— Я ведь уже сказал.

— Что еще вы сделали?

— Больше ничего. Он получил, что хотел. Но больше я ничего не делал.

Манни замолкает. Его глаза темны от гнева, я вижу, как он пытается поймать взгляд Пии-Марии, словно та должна еще о чем-то рассказать.

— Что еще вы сделали?

— Я — ничего, — говорит Манни.

— Черт, прекратите же, нам нужно держаться вместе. Филип тихо сидит все это время. Я не узнаю его. Его сила ушла. Та уверенность и надежность, которые он обычно излучал, — все исчезло.

— Филип, что еще произошло? — спрашиваю я и слышу, как взволнован мой голос.

— Пия-Мария права. Нам нужно держаться вместе, — говорит он усталым и изможденным тоном.

— Почему же?

— Потому что мы — друзья. Если кто-то сделал что-нибудь случайно не так, то стучать на него не по-товарищески.

— А как же Кимме? Вам плевать на него? Вы же бросили его на горе одного!

— С Кимме ничего страшного не случилось, — говорит Филип. — Он скоро очухается и догонит нас.

Я слышу по его голосу, что он сам не верит в то, что говорит.

— Что вы сделали, Филип?

Филип отворачивается. Воцаряется тишина. Я щурясь смотрю на Пию-Марию. Она чувствует мой взгляд и тоже отворачивается. Внезапно она поднимается со своего камня, подходит ко мне и кричит:

— Он просто достал нас! Постоянно нарывался! Кто-то должен был поставить его на место, показать что нельзя вести себя так!

— Теперь мы все заодно, — говорит Филип.

* * *

Когда правда доходит до меня, земля снова уходит из-под ног. Головокружение и тошнота, как ночью, когда я упала с горы, возвращаются. Лес снова качается, желудок сжимается, я чувствую, что меня сейчас стошнит. Я отворачиваюсь, нагибаюсь и мычу. Но лишь тягучая слизь повисает на губах. Сначала мне кажется, что я неправильно понимаю смысл того, что произошло. Как и вчера ночью, все становится нереальным, словно в фильме, который смотришь и который должен закончиться.

Но фильм уже закончился. Сейчас я трезвая, ну, или почти трезвая. Я могу думать. Я понимаю вещи, о которых больше всего хочется забыть.

Ужас охватывает меня. Несмотря на холод, я начинаю потеть.