Онлайн книга «Переулок капитана Лухманова»
|
«Опять какой-то подарочек судьбы, — почуял Мир. — Ну и хорошо, что была… Счастливая… — Меня там папины друзья устроили в подростковый лагерь. Не в международный, не для олигарховых деток, а в маленький. Там были одни местные ребята… Мир, такие ребята!.. Я, после того как уехала, три дня ревела от тоски… Мир, ты не смейся. Он тихо сказал: — Зоя, разве похоже, что я смеюсь?.. — Не похоже. Я как раз поэтому к тебе. Ты ведь тоже собираешься пойти под парусами… А мы там ходили на шлюпках, был даже поход до Евпатории… Там такие инструкторы замечательные, из яхтсменов. А был еще старый руководитель, пенсионер. Он даже не официальный вожатый, а как бы шеф от флота. Капитан-наставник. Бывший штурман с трехмачтовой баркентины… На него как глянешь — сразу видно, что моряк с солью в каждой жилке. Но не суровый, на нем младшие пацанята буквально висли, как макаки на старом дубе… — А как звали?.. — Тимофей Данилыч Яшин. Но чаще просто Данилыч… Мир, когда я уезжала и первый раз разревелась, он сказал: «Ты не стесняйся, в твоих слезах — облегчение. Чтобы меньше скучать, сочини про нас песню, ты ведь можешь… Про севастопольских ребят и про наш город…» Я размазывала слезы и кивала. И казалось, что в самом деле смогу… Город мы с ребятами исходили вдоль и поперек — и улицы, и причалы, и батареи… И всех мальчишек и девчонок я помню до сих пор… Мир вспомнил, как они с Маком путешествовали по компьютерному Севастополю. Иногда чудилось, что по настоящему… — Зой, а почему ты никому не рассказывала? Она пожала плечами. Мир понял: стеснялась. Здесь ее привыкли видеть не такой. И догадался: — Теперь написала песню, да? Она покивала и, казалось, даже всхлипнула. — Я несколько раз пыталась, но все было не то… Не посылать же им всякую попсу… А недавно оттуда позвонили ребята, сказали, что Данилыч умер. От инфаркта… — Господи… — вырвалось у Мира. И он подумал, что Зою теперь всегда будет грызть совесть: не успела. А еще подумал про Чука, про Константина Петровича и даже про Лухманова… — Мирка, я все-таки написала песню. Хоть поздно, но все равно… Он мельком отметил, что Зоя сказала «Мирка». Так его называли немногие: Мак, мама да иногда (нечасто) Маша Чешуйкина. Но сказал о другом: — Зой, покажешь? — Я об этом и прошу… чтобы ты послушал. И помог там поправить что надо… Я боюсь, но все равно хочу… Мир нашел подходящие слова: — Не бойся. Ты пой, будто перед теми ребятами. И перед Данилычем. «И этим загладишь вину», — подумал он. — Перед ними я тоже боялась бы, — прошептала она. — Нет. Это лишь первые секунды. А потом — все нормально… Пойдем в каптерку… Каптеркой называлась небольшая комната, где хранились казенные инструменты, запасные стулья и всякий реквизит для концертов. Мир выволок из угла некрашеный табурет, поставил перед Зоей, а сам спиной вперед прыгнул на подоконник. Прислонился к решетке. — Зой, давай… Она села и кивнула: — Да, сейчас… Если это плохо, ты скажи честно… — Скажу честно… Только я не думаю, что это плохо. Ты не бойся. Она кивнула опять. — Это как бы песня от имени старого человека, который смотрит на нынешних ребят и вспоминает свое детство. Ясно, что она думала о Данилыче. — Давай, — велел Мир. Зоя кашлянула, словно сглатывая слезинку, и запела. Голос был будто не ее, не Зойкин, а словно у Матвейки, когда они вдвоем с Миром пели об островах и ветре, только яснее и крепче. Кажется, я сделался моложе
И спешу на берег вместе с вами,
Мальчики с коричневою кожей,
С белыми от солнца головами.
Будто бы я с вами одинаков,
В тонком теле нет ни грамма веса.
Мчимся мы среди пунцовых маков
По камням и солнцу Херсонеса…
Она замолчала, нерешительно, как-то просяще глянула на Мира. Он молча показал ей большой палец. Она сказала: — Теперь припев. Он какой-то скомканный получился. Ну вот. А у скал на каменные груды
Море плещет синеву и ласку.
Мальчики, храните это чудо —
Вам судьбой подаренную сказку.
— Дальше! — сурово потребовал Мир, потому что вдруг царапнуло в горле. — Вот… Встрепанный котенок ловит храбро
Клочья разлетающейся пены.
Мальчики охотятся на крабов,
Забегая в воду по колено.
А вдали белеют равелины —
Крепости, горячие от зноя.
Будет день безоблачный и длинный
С ясной беззаботной тишиною.
Только камни в тишину не верят:
Прячется в них сжатая тревога.
Мальчики, храните этот берег:
За него заплачено так много.
Она опять глянула вопросительно, и Мир снова сказал: — Дальше, Зоя… ![Иллюстрация к книге — Переулок капитана Лухманова [i_014.jpg]](img/book_covers/064/64440/i_014.jpg "Иллюстрация к книге — Переулок капитана Лухманова [i_014.jpg]") Она кивнула. Здесь в легендах краткость телеграфа,
Потому что лишних слов не надо.
Рыжие осколки древних амфор
Смешаны с осколками снарядов.
Солнца луч на херсонесском храме,
На ресницах — радуги от влаги.
Ветер над стальными крейсерами
Вытянул Андреевские флаги.
В погребах спрессован старый порох,
Пусть он никогда не пригодится.
Мальчики, храните белый город,
Помните, что вы его частица.
Она прижала струны, кашлянула опять, помолчала, тихонько спросила: — Ну что? — Подожди… дай прийти в себя… Зойка, тебя должны наградить медалью «За оборону Севастополя». Потому что эта песня тоже его оборона. Как в давние времена… — Мир, ты это по правде? Он спрыгнул с подоконника, встал почти что навытяжку. — Клянусь!.. Зой, ты поскорее пошли эту песню туда, тем ребятам… — Да… — прошептала она. — Только жаль, что Данилыч не услышит. — Как знать, — серьезно сказал Мир, обращая эту серьезность Зое и себе. — Может, люди, которые уходят от нас, все слышат… в дальних пространствах… |