Онлайн книга «Та сторона, где ветер»
|
– Зачем они тебе, наушники эти? – безразличным голосом спросил Генка. – Радио… слушать, – сказал Владик сквозь зубы, докручивая винт. Наконец закрутил, выпрямился и улыбнулся. – Знаешь, как с ними удобно! Включишь – и сразу знаешь, где что делается. Про весь мир. Они мне вместо газеты. И вместо книжек… Генка почувствовал, что лицо его начинает гореть. Ладно, что хоть Владик не видит. «Болтун несчастный!» – сказал себе Генка. И решил, что теперь ни одним вопросом, ни единым словечком не напомнит Владику о его слепоте. – Я думал, что динамик лучше, – объяснил он. – Хочешь, я Шурке Черемховскому скажу? Он сразу сделает репродуктор, какой хочешь. Владик поднял коробку, утащил ее в угол и ответил оттуда: – А у нас приемник есть. Знаешь какой? «Восток-пятьдесят семь». Это как раз для него наушники. Они же лучше, чем громкий голос. Громкость папе мешает. Он вечерами сидит, сидит, занимается, чертит. А наушники ему не мешают. – Он и днем и вечером работает? – И ночью иногда… – вздохнул Владик. – Понимаешь, он такой инженер. По оборудованию. На судостроительном новый цех пускать должны, вот он там и хозяйничает. И ругается. Что-то не так построили. Станки не размещаются. Надо что-то пересчитывать там, он объяснял, да я не понял. Ну вот и сидит считает. Чертит. Генка молчал. Когда заходит речь об отцах, каждый вспоминает своего. Генкин отец никогда не работал дома. Ни по вечерам, ни днем. Ему нечего было делать в этом городе. Он уезжал работать в тайгу, где строили деревообделочные и бумажные комбинаты, и дома бывал не часто, наездами. В первые дни после приезда был он каким-то непохожим на себя: торопливый, возбужденный. Ходил в кино по три раза в день и требовал, чтобы Генка с мамой ходили с ним тоже. Это были самые хорошие дни. Отец навещал знакомых, звал к себе друзей, и комнаты наполнялись густым гулом веселых мужских голосов. Через несколько дней отец успокаивался. С утра до вечера лежал на узком скрипучем диване и читал Генкины книжки про шпионов и моряков. Генка приходил из школы, по давней привычке толкал под диван измочаленный портфель, потом садился в ногах у отца. – Папа… – говорил Генка. – Угу, – отвечал из-за книжки отец. – Ты опять скоро уедешь, да? – Видно будет, – говорил отец. Мусолил палец и переворачивал страницу. – Не слюни пальцы! – пугался Генка. – Книжка же новая, мне ее Володька Савин дал на три дня, как только купил. Даже сам не читал. – Ладно, не буду… Генка вздыхал и спрашивал: – Папа, ты в отпуску или в командировке? – В отпуску. – Ты ведь уже был в отпуску. Теперь вздыхал отец. Он опускал книгу на грудь, несколько секунд молча смотрел на Генку и наконец четкими, раздельными словами давал объяснение: – Я разбил месячный отпуск на три части. И еще взял неделю без сохранения содержания. То есть без денег. Ясно? Это означало: «Отвязался бы ты и не мешал читать!» – Ясно, – говорил Генка, но вдруг его охватывало беспокойство за отца. – А как там без тебя? Там же работа. Справятся там? Диван раздраженно скрипел: это отец лежа пожимал плечами. – Что я, пуп земли? Заместитель есть на участке. Потерпит десять дней. – А тайга какая? – О боже! Большая тайга, вековая, дремучая, густая! Волки, медведи, куницы, крокодилы! – Крокодилов нет, – тихо говорил Генка. Отец немного смягчался, и книга опять ложилась на грудь. – Ладно. На будущий год поедем вместе, сам увидишь… Там ты хоть человеком станешь. Генка смотрел на длинное, с залысинами, отцовское лицо, на твердый раздвоенный подбородок. – А сейчас я кто? – спрашивал Генка. – Сейчас ты так… так просто, – отвечал отец без улыбки. Даже серые светлые глаза не улыбались. И Генкины глаза, такие же серые и светлые, не улыбались тоже. – А когда человек человеком делается? – Когда у него работа появляется, нужное дело. Понятно? – Понятно. А я в школе учусь. Это, что ли, не нужное дело? – Учение – еще не работа. – Оно еще труднее, – обижался Генка. – С работы пришел – и отдыхай. И короткие дни по субботам. А нам еще уроки учить. Говорили, что в субботу задавать не будут, а все равно задают… А ты говоришь: «Не человек». – Ну ладно, ладно, человек. – Все ребята, значит, не люди? – Люди. Не мешай. – И студенты, раз они учатся, не люди? – Слушай, ты дашь мне почитать? – Ну читай… – вздыхал Генка. – Только отдай книжку. – Какую?! – Ну, которая у тебя… – Ты что, смеешься? – Ну папа, – жалобно говорил Генка, – мне же только на три дня дали! Я же сам не читал. – Успеешь еще. – Да, успеешь… Отец медленно поднимался, садился. Коротенькие волосы у него смешно топорщились над круглым, красным от таежного загара лбом. – Что это за порядок? Пришел из школы – и сразу же за книжку про шпионов! Небось учебник не берешь. И вообще… Ну-ка, показывай дневник! Пожалуйста! Генка вытаскивал из-под дивана портфель. Чего ему бояться? Пусть смотрит. Тройки по природоведению да по истории? Ну и что? Не двойки ведь. И Генка сердито дергал блестящий замок, который все время заедало… Так было, когда Генка учился в третьем классе, в четвертом. В пятом он уже не показывал дневник так охотно. Из-за английского. Да отец во время редких приездов почти и не вспоминал о нем. И о том, что возьмет Генку в тайгу, он говорил не так часто. Но все-таки говорил иногда. И Генка ждал. Тайга представлялась ему громадой мачтовых стволов и сплошной хвойной зелени, прорезанной тонкими лучами солнца и звенящим звуком электропил… И казалось Генке, что там, вдвоем с отцом, они будут ближе друг другу. Но не получилась поездка. Опять все тот же английский… Конечно, не стал Генка говорить про это Владику. Только сказал: – У меня отец тоже инженер. Строитель. В поездках все время… А мать диспетчером на троллейбусном маршруте работает. Он думал, что и Владик теперь скажет что-нибудь о своей матери. Владик подергал дужку наушников, примерил на голове и улыбнулся. – Крепко держится. А то вчера знаешь что? Вечером, поздно уже, папа сидит чертит, а я лежу и пьесу слушаю: «Шторм», про моряков. Он говорит: «Хватит, спать пора». А я говорю: «Рано еще». Пьеса интересная, жалко бросать. Он опять: «Спи давай». А я залез под одеяло и слушаю. Он тогда подошел и наушники с меня тянет. А я не даю. Ну и давай дурачиться. А они – хлоп на пол. Винтик выскочил – и в какую-то щель… А теперь уж не выскочит. |