Онлайн книга «Тень каравеллы . Мой друг Форик или опаляющая страсть киноискусства»
|
Погоревав, Стасик отдал нам и обрывок пленки с началом драки, и весь обманный рулон. Он был размером с тарелку. Кадрики с музыкантами Утесова мы с удовольствием посмотрели два десятка раз. А что делать с остальными лентами? Им тоже нашлось применение. Форик принес рулон в школу, и несколько дней мы щедро одаривали всех, кто просил, длинными кусками кинопленки. Из нее скручивали блестящие скрипучие тросточки, которыми можно было фехтовать и безболезненно лупить друг друга по макушкам. Но самое главное – из пленки получались отличные щелкунчики. Кусочек целлулоидной ленты складывался так, что превращался в хитрую штучку с треугольными лапками и плоским брюшком. Давишь такой игрушкой о парту – лапки поджимаются, и брюшко – щелк! Раз – щелк, два – щелк, а потом сухая рассыпчатая морзянка. И сразу не разберешь, откуда она, – щелкунчик-то крошечный, в пальцах почти не виден. Надо ли говорить, что скоро «трескучая эпидемия» сотрясала школу, как тропическая малярия! Заразу следовало пресечь, а для этого – выявить ее источник. Преисполненной педагогических навыков Зинаиде Прохоровне такая задача показалась нехитрой. – Кочнев! Это твоих рук дело?! – Ну чо «Кочнев»! – в искреннем возмущении зашелся Кочан. – Чо снова «Кочнев»! Никогда ничо не докажете и сразу на Кочнева! Это опять ваш помзахвост на меня наклепал. Я его зашибу из-за угла когда-нибудь!.. – Кочнев, марш из класса! И без отца в школу не являйся! – Ну и не явлюсь! Пожалуйста! А у вас все равно никаких доказательств нету – всегда бочку катите сослепу… – Марш, я сказала! Наворовал у отца фотопленок да еще отпирается! Ну что было делать? Кочан – он, конечно, тот еще фрукт, но ведь сейчас-то не виноват! Форик устало, даже со скрипом, встал за своей партой. Я, с самым пакостным ощущением в душе, тоже стал подниматься. Думаю, что и верный Чижик поступил бы так же, но, к счастью, он сидел дома с простуженным горлом – это с ним случалось частенько. Форик мне за спиной показал кулак – украдкой, но решительно: не встревай, мол. И сообщил небрежно: – Зинаида Прохоровна, да Кочнев правда ни при чем. Это я кинопленку принес. – Перестань болтать! Дурацкое геройство! Зачем ты выгораживаешь этого хулигана? Ему место в милиции! – Ну чо опять «в милиции»-то?! – снова за голосил Кочан. – Ничего не доказали и скорее «в милиции»! Под эти вопли Форик деловито достал рулон из сумки. Отнес к учительскому столу. – Я это на свалке в логу нашел. Берите. И все дела… Он был тяжелый, рулон-то, мы успели раздарить не больше трети. – Та-ак… Дина Львовна!.. Дина Львов-на-а! Стук-стук-стук… – Я здесь, Зинаида Прохоровна! – Дина Львовна, возьмите это и немедленно выбросите в уборную! – Хорошо, Зинаида Прохоровна! Стук-стук-стук… Завуч уперлась в Форика твердым, как указка, взглядом. – А ты, голубчик, не воображай, что чисто сердечное признание избавит тебя от наказания! Форик шевельнул плечами. Он и не воображал. – Будешь сидеть после уроков два часа. И решать дополнительные задачи! И не уйдешь, пока не решишь всё, что я задам! Хоть до полуночи! После уроков Зинаида напомнила Форику, чтобы он не вздумал смазать пятки, а то хуже будет. Оставила его в пустом классе и дала лист с условиями задач. Когда она ушла в учительскую, я снова скользнул в класс. К Форику. Он скорбно и тупо смотрел на задачи. – Я это не решу и до утра… – Погоди… Я поднял с пола забытого бумажного голубя, развернул, приткнулся к Форику и на мятый листок начал «скатывать» условия задач. – Диктуй, чтоб скорее… Потом я схватил сумку, сдернул с крючка в раздевалке свою тужурку и помчался. Но не домой, а к Форику. Вернее, к его соседу Грише. Я был уверен, что застану там и Диночку. И не ошибся. Гриша и Диночка застеснялись, когда я после короткого стука влетел в комнату. Возможно, они целовались перед этим. Впрочем, Гриша тут же изобразил радостное удивление: – А! Привет! А Трансформатор где? Я откровенно сообщил, глядя в упор на Диночку, что Зинаида окончательно рехнулась и решила уморить Форика задачками и держать его в школе до утра, если не решит… – Какой ужас! – искренне перепугалась Диночка. – Так нельзя! Я… в школу! Сейчас!.. – Лучше решите это! – Я протянул бумагу. – Давай… Ой… Я такие не помню уже когда решала… Тут, кажется, в пять действий… Тем не менее она за пятнадцать минут справилась с задачками. Гриша торопливо разыскал ручку, чернила и лист – какую-то старую шоферскую ведомость с чистым оборотом. Диночка написала на нем решение почерком примерной ученицы. – Вы, наверное, были в школе круглой отличницей! – не сдержал я благодарного восхищения. – И в институте… – почему-то вздохнула Диночка. – Спасибо, Дина Львовна! – Я сунул свернутый лист в сумку и помчался в школу. Форик сидел в пустом классе. Одинокий и покорный судьбе. Увидел меня – и покорность сменилась надеждой! – На! Все готово! Форик засветился тихим торжеством. Лег на парту грудью и начал квадратным своим почерком (который, на мой взгляд, отражал квадратность головы) переписывать решение в тетрадь. Я, чтобы не мешать, сел на другую парту, сзади. Едва Форик перестал писать и спрятал черновик, явилась Зинаида. – Что, Усольцев? Время идет, дело стоит? Имей в виду: никуда не уйдешь, пока не решишь! – Я уже решил. Вот. – Что ты мне голову морочишь! Дай тетрадь… Гм… Здесь что-то не чисто. – Что опять нечисто? – дерзко сказал Форик, не вставая. – Что ни делай, вам все неладно! Больше я решать не буду, у меня голова не железная! Хоть убейте… И все дела. – Он отвернулся и лег щекой на согнутый локоть. Зинаида Прохоровна сказала, что убивать его, Усольцева, не следует, а вот надрать уши за нахальство было бы полезно. И она обратится с этим предложением к его тете. Затем она излила порцию негодования на меня: – А ты что здесь торчишь? Тебя я после уроков пока не оставляла! Я встал. – Мы же вместе пленку ребятам раздаривали. Значит, и сидеть должны вместе… – И запоздало ахнул про себя: а вдруг она и меня заставит решать? – Кому сидеть, это я определяю, а не ты! Отправляйся домой! – А что, нельзя разве подождать? Мы боимся идти домой поодиночке: вон какая темнотища! |