Онлайн книга «Безмятежные годы (сборник)»
|
Следующий номер – Люба, которая тепло и просто читает «Стрелочника» и заслуживает громкие рукоплескания. Потом поют. Затем опять выходят два очаровательных малыша – «Стрекоза и Муравей». Особенно хороша Стрекоза – тоненькая, грациозная, с вьющимися золотыми волосиками и прозрачными, блестящими крылышками. Их тоже заставляют повторить. Опять поют и, наконец, – о ужас! – я… Выхожу, кланяюсь. В первую минуту вся зала, все присутствующие сливаются у меня в глазах, я никого не различаю и боюсь даже увидеть отдельные знакомые лица. Сердце быстро-быстро бьется и, кажется, не хватает воздуху. Я глубоко вздыхаю, перевожу дух и начинаю: МЕЧТА Вечер тихий баюкал природу, Утомленную жизнью дневной, Лишь по темному синему своду Плыли звезды блестящей толпой. Словно легкой фатой белоснежной Разубравшись, притихли сады, И забылося дремою нежной Серебристое лоно воды. В этот вечер весенний, душистый, Беспорочна, светла и чиста, Красотою сияя лучистой, Родилася малютка-Мечта. Родилась от Пучины безбрежной И от Месяца мягких лучей, С выраженьем любви безмятежной, С идеальной красою очей. И от самой ее колыбели Про людей ей отец говорил, О страданьях их звездочки пели, Ветер жалобы ввысь доносил. Для того, чтобы скорби, печали И страдания их утешать, Из манящей, таинственной дали Благотворные сны навевать, Пробуждать задремавшие чувства, Научить постигать красоту, Идеалом возвысить искусства, Месяц ясный послал к нам Мечту. …………………… Словно горе людское стыдится Солнца ярких веселых лучей, Чтоб тоской иль слезами излиться, Ждет безмолвия лунных ночей. Вот тогда, средь уснувшей природы, Дум никто и ничто не спугнет, Человек рад забыть все невзгоды, И Мечта к нему тихо впорхнет. И улыбкой своей, как зарницей, Душу, сердце и ум озарит, Тусклый взор заблестит под ресницей, — Путь светлей, снова счастье манит! В уголочек любимый поэта И в счастливый семейный очаг Занесет луч надежды и света, Озарит и холодный чердак. К музыканту походкой воздушной Незаметно она проскользнет: Под рукою усталой послушно Вдохновенный смычок запоет. Сквозь решетку тюрьмы, как зарница, Ярко вспыхнув, она промелькнет И осветит унылые лица, Пламень веры в сердцах их зажжет. От улыбки ее светозарной Много горьких забыто минут, И за призрак ее лучезарный Жизнь иные порой отдадут. …………………… Грезой чистой великий мыслитель Искру правды в сердцах зарождал, А суровый, жестокий гонитель Их на муки и смерть посылал. За идею любви и смиренья И за веру в Страдальца-Христа, За святые слова всепрощенья Злые пытки смыкали уста. И в такие минуты малютка Ужасалася роли своей, Становилось ей жалко и жутко Погибающей массы людей. Опускались лучистые крылья, И слезинки текли по лицу От сознанья вины и бессилья, И малютка спешила к отцу. Говорила ему про мученья, Где невольной причиной она, Про тревогу свою и сомненья, Состраданьем горячим полна. Но старик с убежденьем ответил: «Не грусти! Ради цели святой Умирать – им покажется светел Миг последний прощанья с землей. Людям в мире туманном и мглистом Хоть минуты забвенья давай, На пути их тяжелом, тернистом, Яркой молнией мрак освещай. Если ж люди порой погибают Жертвой светлой и чудной мечты, Верь, над миром зато засияет Солнце Правды, Любви, Красоты». Заискрились вновь скорбные глазки, Прояснились малютки черты, И опять свои песни и сказки Она шлет в мир тревог, суеты. И опять будет души скорбящих Теплой лаской своей согревать, Рядом ярких фантазий блестящих Мрачный жизненный путь освещать. Вначале голос у меня дрожал, в груди сдавливало дыхание, я боялась, что совсем остановлюсь, но это продолжалось лишь на первых строках. Мало-помалу сердце перестало бить тревогу, голос зазвучал сильно, я сама почувствовала, что говорю хорошо. В зале так тихо-тихо, все сосредоточенно слушают; это сознание еще больше приподнимает меня. Набравшись храбрости, я дерзаю даже разглядывать ближайшие лица. Вот милый Андрей Карлович; он доволен, это сразу видно. Синие, красные и черные (штатские) – генералы и не генералы тоже одобрительно смотрят. Но меня больше всего интересует происходящее у ближайшей правой двери. Дмитрий Николаевич по-прежнему стоит на своем месте и внимательно, не отводя глаз, смотрит на меня. Лицо у него такое хорошее-хорошее. На одну секунду глаза наши встретились, и от его светлого, ласкового взгляда вдруг так радостно сделалось у меня на сердце. Я чувствовала, как голос мой становился глубже, звонче. Я вкладывала всю свою душу в это стихотворение, хотелось как можно лучше прочитать, чтобы понравилось ему, Дмитрию Николаевичу, чтобы услышать похвалу от него, увидеть его улыбку. Я кончаю. Громко, дружно, как один человек, хлопает вся зала. Мне страшно хорошо, весело так, все сияет во мне. Я кланяюсь еще, еще и еще. Но вот Андрей Карлович делает мне призывный жест; я поспешно спускаюсь к нему с эстрады. Он не один, рядом с ним высокий красивый синий – наш учебный – генерал, как оказалось, попечитель; около них еще несколько превосходительств разных цветов. – Fräulein Starobelsky! Его превосходительство желает познакомиться с вами. |