Книга На неведомых тропинках. Сквозь чащу, страница 37 – Аня Сокол

- Давай, - согласилась я и, повернувшись к участковому, добавила, - Я знаю, что он сидел.

Василий Петрович посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу, снова посмотрел на сказочника и больше уже не смог отвести взгляда.

- В первый раз он сел за подделку лекарств. Сел без конфискации, потому и квартира сохранилась. Основная вина легла на его друга Алексея Смирнова, судья рассудил, что раз дача, где они клепали контрафакт, принадлежит тому, значит и большая часть вины тоже.

- Он вернулся к матери, - кивнула я.

- Вернулся, - передразнил участковый, - Вот странный вы народ, бабы, что должен совершить мужик, чтобы вы перестали видеть в нем свет в окошке? Бьет, значит любит. Пьет, значит устает. Идиотизм какой-то. Вернулся Шереметьев, сказал, что к жене на север уезжает, квартиру продал, мать в психушку сдал, обмыл сделку, местную девчонку изнасиловал и наутро сел снова, уже надолго.

- Изнасилование? - Лённик произнес слово с видимым удовольствием.

- Да, - ответил Василий, но и я и баюн уловили в кратком ответе сомнение.

- Ты уверен?

- Главное, что суд в этом уверен, - нехотя ответил мужчина.

- А ты, Васек?

От этого панибратского обращения участковый вздрогнул и повел головой, словно пытаясь сбросить что-то.

- А я знаю одно, Янка, жертва, служила утешением каждому, кто мог себе позволить лишнюю сотню рублей.

- Ее доступность не означает вседозволенность. Женщин насиловать нельзя, ни доступных, ни скромных, никаких. - перебила я.

- Это ваш любимый не мой. Я хочу сказать, что ему проще было заплатить, тем более, Шереметьев был при деньгах, да и ... - участковый нахмурился.

- Что? - сразу спросил сказочник.

- Янка Тихонова потом сразу в Москву уехала, карьеру строить, - мужчина скривился, - И говорят, у нее были с собой неплохие подъемные, дядя дал.

- И что? - не поняла я.

- То, что дядя у нее это Вячеслав Власов, его жена как раз и отправилась на тот свет, после того, как начала принимать поддельные витамины. Но суд факт убийства не признал, у Маргариты Власовой был целый букет болячек, от одной из них она и скончалась. Шереметьева и Смирнова судили именно за подделки.

Телефон снова запиликал. "У вас 2 непрочитанных сообщения"

- А суд всегда прав, - закончил рассказ участковый.

- Сюда он не возвращался? После второй отсидки? - уточнил Ленник.

"Тебя ищет Пашка. Звонить, отказывается. Требует лично" - прочитала я первое сообщение от Семеныча.

- Нет, - ответил мужчина и рассеяно потер висок. - Больше я его не видел.

- Где он сидит? Второй раз?

"Твоей бабке стало хуже. Михар на стежке, пока не приму меры, не вздумай возвращаться".

- В Двойке, это ИК-2 в Рыбинске, ему строгача дали, как рецидивисту. Но сидит или нет, не скажу. Мог и по УДО выйти, - участковый отвечал по военному четко без запинки, продолжая тереть виски уже двумя указательными пальцами, - У вас аспирина нет, башка трещит, словно...

- Так он женат или нет? - перебил его баюн, и от звука его голоса участковый едва слышно застонал.

- Нет... не знаю, штампа в паспорте не было, а как оно на самом деле, не знаю. Вы не могли бы уйти?

- Могли бы, - сказала я, убирая телефон и делая шаг назад, но вдруг остановилась и спросила, - А куда уехал Петр Шереметьев, его отец?

Тут бы участковому возразить, зачем нам его отец собственно? Но сила сказочника уже крепко держала мужчину, я мы могли расспрашивать его хоть о цвете нижнего белья, он и не подумал бы молчать, как и анализировать, к чему нам эти сведения.

- Черт, больно-то как, - он закрыл глаза, - Про отца много чего болтали, в один из дней он собрал вещи и уехал. Купил билет до Бреста и больше его не видели.

- Что и дела не возбуждали?

- Какое дело, помилуйте, - воскликнул Василий Петрович, опуская руки и хватаясь за край стола, словно с трудом мог сидеть, - Взрослый человек собрал вещи, деньги документы и уехал. Его выбор. Хватит... - попросил он, - Как вас там... прошу...

- Ладно, пей свой аспирин, - разрешил баюн, отводя взгляд и разрывая зрительный контакт, мужчина с облегчением уронил голову на стол.

Я вышла на улицу и вдохнула прохладный воздух, за спиной слышался смех Ленника.

- Хочешь вернуться и закончить допрос?

- Неа, - ответил баюн зевая, - Сведения не секретные, он почти не сопротивляется, даже старуха переживала за свою болтовню больше. С ним не интересно. Интересно с тобой.

- Чем я тебя так забавляю?

- Всем, - лаконично ответил он, - Что едем в колонию? Или домой?

"Михар на стежке, пока не приму меры, не вздумай возвращаться" сообщение все еще стояло перед глазами и почему-то безумно меня злило.

- Едем. Можешь сесть за руль, мне надо подумать?

- Как прикажете, хозяйка, - он склонился в издевательском поклоне, я бросила ключ, метя в темноволосую башку, но мужчина легко выпрямился и поймал брелок.

Наверное, в первый раз дорога показалась мне короткой и какой-то бестолковой. Мысли были очень далеки от радостных. Ленник вел машину, играла громкая музыка, асфальт напоминал решетку для гриля. За городом снега было еще больше, и выглядел он еще грязнее. Ёлки и поля вдоль трассы еще только начали освобождаться от его гнета. Семьдесят километров по трассе Р151, под оглушающие вопли магнитолы и снежную тишину за стеклами.

Я достала телефон и еще раз перечитала сообщения старика. Список, нетерпение Пашки и Михар. Что было во всех них, что-то общее, кроме отправителя, но я пока никак не могла понять что.

Список тех, кто был на стежке в семидесятых годах и остался по сей день. Большинство я знала, так или иначе. Некоторые оставались загадкой, например Ирида - вещунья.

Следующее сообщение о явиди и ее странном поведении. Что такого могло случиться в мое отсутствие, о чем Пашка не могла сказать по телефону? Я вернула на экран список, меня царапнуло неприятное предчувствие. Она была на стежке тогда, как и предатель. И он наверняка выжил в той атаке гарок, потому что единственный знал о ней заранее, потому что если он не идиот, то предпринял меры, чтобы остаться в живых.

"Не дралась я с ними. Не успела, осторожничала, приползла к разбору трупов" - так кажется, объяснила Пашка свое неучастие в драке. Какое своевременное опоздание. Во рту появился кислый привкус.

Я снова вернулась к списку. Первое имя заставило меня сжать зубы. Михар. Опять это Михар. Черный дым с красными угольями глаз, которые до чеса в ладонях хочется погасить.

Потянувшись к панели, я повернула ручку, убавив звук, и спросила сказочника:

- У бесов есть естественные враги?