Онлайн книга «Жизнь среди людей»
|
– Ты не ксенофоб, Леша. Хотя, наверное, ты прав. Большинство людей подвержены ксенофобии. Особенно подростки. – Правда? Но почему так? – Гормоны, неуверенность в себе, новые ощущения, проблемы в собственной семье, трудности в школе – да много чего может быть. Пока подросток не знает, как ему самоутвердиться, он будет самоутверждаться всеми возможными способами. Проще всего – за счет других. Вместо того чтобы сделать что-то самому, разрушаешь чужое. – Разве это логично? – Когда речь идет о чувствах, о логике обычно забывают. – Вы умная. Почти как… – Я прикусил губу. – Как папа. Когда мы с ним говорили, я начинал лучше понимать остальных. Мы немного помолчали. – Скажи, Леша, в прошлой школе у тебя были друзья? – Нет, – я помотал головой. – Никогда не было. В прошлой школе со мной никто не общался. – А ты с самого детства умный? Наверное, говорить начал рано? – Вроде да, – я пожал плечами. – Родители говорили, что у меня сразу был большой словарный запас. Помню, что первой моей книгой был учебник астрономии для одиннадцатого класса. Так интересно было. – И во сколько лет ты его прочитал? – В пять. После этого я очень плохо спал. – Почему? – От Солнца до Земли свет идет восемь минут. Одна астрономическая единица. 149 597 871 километр. От Солнца до Плутона максимальное расстояние – 49 астрономических единиц, пять световых часов. Но ведь это не конец Солнечной системы. Граница Солнечной системы – это облако Оорта в тысяче астрономических единиц от Солнца. Ближайшая к нам звезда… – Проксима Центавра, 4,2 световых года. Я удивился, а Ольга Алексеевна подмигнула. – Не ты один увлекался астрономией. Я кивнул. Не зря же она носила жетон из «Звездного крейсера „Галактика"». – Размер Вселенной больше четырнадцати миллиардов световых лет. И что такое человек в этом громадном пространстве? Что такое наша планета? Мы немного помолчали, и я продолжил: – Мне казалось, что меня должно сплющить. Как в черной дыре. Мне казалось, что Вселенная меня просто поглотит. Растворит. Ну как-то так. А поговорить мне было не с кем. Никто не понимал. Даже родители говорили, чтобы я просто не думал об этом. А я не мог не думать. Мне было страшно. Я опустил глаза и посмотрел на свои руки. Кожа на пальцах высохла и потрескалась. Пора носить перчатки, но я все время забывал их дома в прихожей. – Как тебе жилось до переезда? – спросила Ольга Алексеевна. – Мне нравилось. После школы занимался разными делами. По понедельникам я покупал булочку с корицей и гулял по набережной на Васильевском острове. В любую погоду. По вторникам ходил в бассейн. Мне очень нравилось лежать на воде и думать. Только в Москве я в бассейн не записался пока. Как подумаю, сколько всего в этой воде… Страшно чем-нибудь заразиться, – я вздохнул. – А по средам читал классику. Обязательно именно классику. По четвергам учился рисовать, а по пятницам заходил в книжный магазин. А по выходным я делал все, что хотел. Смотрел фильмы и читал книги. Разные. Спонтанно. Мама почти все время была на работе, а к папе иногда приходили друзья, и мы с ними сидели. Было очень интересно. Они говорили на разные умные взрослые темы. Папа работает финансовым журналистом, так что у него очень умные друзья. – И что ты делал в их компании? – Слушал. Иногда что-то говорил. Ну по теме. Что-то по истории или астрономии. Или антропологии. Они говорили про Олимпийские игры, а я рассказал о том, как император Нерон приехал на Олимпийские игры в Грецию. Это забавная история. И они смеялись. Я раньше думал, что они просто смеются. А они смеялись надо мной, – я посмотрел в глаза Ольге Алексеевне. – Они ведь смеялись надо мной, да? – Не знаю. Может, им твоя история показалась смешной. – Нет, – я помотал головой. – Они смеялись надо мной, потому что я говорил глупости. И папа смеялся. Я думал, что мои истории казались взрослым смешными, а им казался смешным я. А мама, когда приходила домой, всегда ругала папу, что он позволяет мне сидеть с ними. Я обижался на нее. А вдруг я зря обижался? Вдруг она хотела как лучше? Ольга Алексеевна смотрела на меня, а я пытался понять, что значит выражение ее лица. И не мог. Отвратительное ощущение. – Значит, вы с мамой мало общались? – спросила она. – Да. Она всегда занята. Ну в командировки ездит и работает допоздна. – Она у тебя инженер. – Ага, – я кивнул. – Когда она дома, то все время сидит с ноутбуком и чертит. Такая сосредоточенная. Я думаю, это здорово – так любить свою работу. – Ты из-за этого переживаешь? – Нет, – я помотал головой. – Мне все равно. Я неправильный, да? – Нет. Ты не неправильный. Даже не думай такие вещи, – Ольга Алексеевна нахмурила брови. – Тогда что со мной? – Я подпер тяжелую голову рукой, почти лежа на столе. – Тебе честно? – Конечно. – Думаю, у тебя легкая форма аутизма. Я выпрямился. – Аутизм? Это как в фильме «Восход Меркурия»? – Нет, что ты, – она замотала головой, – Все не так страшно. Ты слышал про Ганса Аспергера? – Нет, а кто это? – Психолог. Изучал людей не от мира сего. У этих людей была хорошо развита речь, но возникали трудности с социальной интеграцией. – У меня хорошо развита речь, – сказал я, – И есть трудности с социальной интеграцией. – Это называется синдромом Аспергера. Раньше в России его не диагностировали, а теперь все непонятное на него списывают. Кажется, я уже слышал это название. – Значит, мне стоит пойти к врачу? К неврологу? Мне дадут какие-нибудь таблетки, которые смогут нормализовать работу моего мозга? Да? Ольга Алексеевна молчала, а я закусил губу. Мое сердце билось сильно и быстро. В этот момент я хотел стать нормальным больше всего на свете. В этот момент я все отдал бы за это. – Боюсь, что медикаментозного лечения не существует, – сказала Ольга Алексеевна. – Тогда операция? Она помотала головой. – Неужели ничего нет? – Боюсь, что нет. И момент прошел. – Даже ОКР [7] лечат, – сказал я. – Почему эти симптомы нельзя нивелировать? Это же просто физиология мозга. – Леша, говори тише, пожалуйста. Мозг – это не так просто. |